Путевые впечатления. В России. Часть первая

Но в ожидании багажа, в течение целых трех дней, у нас не было ни жилетов, ни галстуков, ни рубашек, за исключением тех, что таможня позволила нам пронести на себе, как говорится в бельгийских таможенных правилах.

И потому, дорогие читатели, получив от одной нашей очаровательной соотечественницы приглашение на обед по случаю ее именин, я был вынужден написать следующее послание:

«Самому прекрасному из всех ангелов самый грязный из всех смертных.

Мы надеемся получить наши чемоданы с минуты на минуту; не сомневайтесь, что, если они прибудут, я с величайшей радостью явлюсь к Вам по Вашему приглашению.

Но, если мы их не получим, разве мыслимо будет замарать Ваш цветник подобным грязным пятном?

Сообщите мне по электрическому телеграфу, какой святой или какая святая ведает таможней, и я поставлю им свечку, толстую, как я сам, и высокую, как обелиск.

Не ждите нас, но все же оставьте для нас прибор.

Целую Ваши ручки; Муане целует Ваши ножки, в ожидании, когда он будет иметь право подняться до той высоты, на какой нахожусь я.

С сердечным уважением,

Алекс. Дюма».

Но возвратимся к «Коккерилю».

Море из неспокойного, каким оно было вначале, стало штормовым; ветер дул нам прямо в борт, что сообщало «Коккерилю» боковую качку, которая не замедлила произвести свое действие.

Дамы начали жаловаться на недомогание и расселись; Хьюм, утративший свою власть над земными духами, с тем большим основанием потерял ее и над духами морскими: цвет его лица менялся от розового к желтому, от желтого к бледно-зеленому, и он обнял маэстро Милле-лотти; мужчины цеплялись за такелаж, ну а я отправился завтракать, испытывая чувство, которое обычно производит на меня штормящее море, — то есть сильный аппетит.

К несчастью, в ту минуту, когда, проделав чудеса эквилибристики, я уже почти спустился по лестнице и готовился поставить ногу на порог кают-компании — вероятно, это была левая нога, — весь завтрак, тарелки, бутылки, стаканы, короче, все, что забыли прикрепить к столу, утратило равновесие и с ужасающим грохотом рухнуло на пол.

Вся фарфоровая и стеклянная посуда, стоявшая на столе, разбилась.

Я подобрал кусок хлеба и ломтик ветчины и поднялся на палубу как раз в ту минуту, когда Хьюм стал производить действия, прямо противоположные моим.

На носу корабля собралась группа пассажиров, менее других предрасположенных к укачиванию.

Сквозь туман Муане различил золотой купол и пытался показать его Хьюму, который самым энергичным образом отказывался поднять голову, ибо всякое движение казалось ему опасным для здоровья.

Я подошел к ним и смело высказал утверждение, что это купол собора святого Исаакия, построенного нашим соотечественником Монферраном.

Князь Трубецкой, в свою очередь подошедший к нам, подтвердил мою правоту.

Однако князь подошел не только для этого, но еще и для того, чтобы пригласить меня на волчью охоту в лесах Гатчины, где, как говорят, волки столь же многочисленны, как зайцы в Сен-Жерменском лесу. Волчья охота, как и медвежья, — одно из излюбленных удовольствий русских, но, поскольку потомки Рюрика любят опасность ради опасности, они придумали охоту, которой сопутствуют сразу две опасности: первая — быть съеденными волками, как Бодуэн I, император Константинополя, а вторая — разбиться на собственной колеснице, как Ипполит, сын Тесея.

Осуществляется этот хитроумный замысел — причем, разумеется, зимой, когда недостаток пищи делает волков кровожадными, — следующим образом.

Три или четыре охотника, каждый с двуствольным ружьем, садятся на тройку.

Тройка — это какая-нибудь повозка: дрожки, кибитка, коляска или тарантас, запряженная тремя лошадьми, так что название экипажа происходит от его упряжки, а не от его формы.

Из этих трех лошадей средняя бежит только рысью, а левая и правая — только галопом; средняя рысит, низко опустив голову, и называется «поедатель снега». Две другие, на которых приходится лишь по одной вожже, привязаны к оглобле за середину туловища и галопируют, изогнув голову в сторону: одна вправо, другая влево. Их называют «бешеными».

Упряжка, таким образом, во время бега похожа на раскрытый веер.

Управляет тройкой кучер, в котором ездоки должны быть вполне уверены, если, конечно, есть на свете кучер, в котором можно быть вполне уверенным.

К задней части повозки веревкой или, для большей надежности, цепью привязывают поросенка.