Путевые впечатления. В России. Часть первая

Когда казак вернулся домой, приговор был вынесен.

Охотник пошел к сыну, который заперся в своей комнате, и велел ему отворить дверь.

Юноша повиновался и кинулся отцу в ноги.

Но отец, не объясняя, для какой цели, велел ему взять лопату и следовать за ним, а сам взял с собой другую.

Он отвел сына за четверть версты от дома и там лопатой наметил на земле прямоугольник размером шесть футов на три, а потом принялся копать, знаком приказав юноше делать то же самое.

Молодой человек принялся за работу, совершенно не представляя себе или лишь смутно догадываясь, что он делает.

Через два часа они вырыли яму, в которую мог улечься человек.

— Довольно, — сказал, выпрямляясь, отец. — А теперь помолись.

Юноша начал понимать, но в тоне, каким были произнесены эти слова, звучала такая решимость, что осужденный даже не пытался сопротивляться.

Он опустился на колени и стал молиться.

Отец дал ему время окончить молитву, потом отмерил такое же расстояние, с какого он стрелял в леопарда, взял карабин, прицелился и всадил сыну пулю в то самое место на голове, что и леопарду.

Молодой человек упал замертво.

Отец положил его в могилу, засыпал ее землей, вернулся домой, надел праздничную одежду и отправился к судье рассказать о случившемся.

— Несчастный! — воскликнул тот, выслушав рассказ старика. — Что ты наделал?!

— Привел в исполнение справедливый приговор, — ответил убийца. — Господь, я уверен, вынес бы такой же суд.

— Хорошо, — сказал судья, — отправляйся в тюрьму и жди решения генерал-губернатора.

Старик повиновался все с тем же спокойствием и с той же невозмутимостью.

Судья тотчас же послал донесение генерал-губернатору, чтобы узнать, каким будет его решение.

Генерал-губернатор Сибири обладает правом казнить или миловать.

И он написал внизу донесения:

«В течение трех дней и трех ночей отец будет держать на коленях голову сына, отделенную от туловища. Если он умрет или сойдет с ума, это будет наказание Божье. Если же выдержит, значит судил он не в припадке гнева, а по отцовской совести. Такое дело может рассудить только Всевышний».

Отправив приговор судье, губернатор одновременно послал копию донесения со своей резолюцией императору Александру.

Приговор был объявлен старому казаку, который три дня и три ночи, не моргнув глазом, держал на коленях голову сына и выдержал испытание, не выказав ни малейшего волнения. Генерал-губернатор распорядился тотчас освободить казака.

Через три месяца пришло решение императора, подтверждавшее приговор. Старик дожил до восьмидесяти лет, спокойный и счастливый, без всяких осложнений убил своего сорокового медведя, а после него еще немало других.

Он умер в 1851 году, и его смертный час не был омрачен даже видимостью угрызений совести.

Это происшествие, прекрасно рисующее патриархальные нравы России, было сообщено генералом Самарским-Быховцем, горным офицером, который служил на сибирских рудниках и был его очевидцем.

Раз уж речь у нас зашла о странных историях, вот две, которые мне только что рассказали: преподношу их вам с пылу, с жару.

Развязка первой произошла всего лишь четыре года тому назад.

Развязку второй еще ждут.

Лет двадцать пять тому назад граф*** слыл одним из самых больших щеголей, но одновременно и самым заядлым картежником и самым разнузданным распутником среди всех дворян Москвы; он не пропускал ни одной юбки: цыганки и светские дамы, горничные и купеческие дочки — все были ему хороши. Он покидал постель только для застолья, а застолье — только для карточной игры. Лишь одного человека он не то чтобы боялся, но почитал — свою мать, тридцатисемилетнюю вдову, которая вполне еще могла считаться одной из самых красивых женщин второй столицы России.

Однажды ее горничная прибежала к ней вся в слезах и сказала, что, отчасти мольбами, отчасти угрозами, молодой граф вынудил у нее обещание ждать его в эту ночь в своей комнате, куда он явится после очередного кутежа, который он устраивает с товарищами.

— И ты с ним окончательно условилась? — спросила графиня.

— Еще нет: я хотела сначала все рассказать вам, но он требует, чтобы в течение дня я дала ему определенный ответ; вот если бы ваша милость соблаговолила отправить меня в одно из ваших имений, пока не пройдет прихоть господина графа!

— Хорошо, ты уедешь сегодня вечером, пока он будет на ужине; но согласись на свидание, как если бы никуда не уезжала, и поставь условием, что примешь его в темноте, ну а ждать его в твоей комнате буду я, чтобы пристыдить повесу.

Обещание было дано, девушка уехала, а графиня стала поджидать сына в неосвещенной комнате.

Что же произошло между матерью и сыном во время ночного свидания? Никто этого не узнал, поскольку само свидание осталось в тайне.