Супермаркет заинтересовал меня в первую очередь и даже обрадовал. Помню, как почти год назад на острове Лангкави я с трудом нашла единственный настоящий продуктовый магазин. В остальных лавочках из известного мне продавались только чипсы и зубные нити. Ни в том, ни в другом я не нуждалась. А тут целый продуктовый магазин! Там, на острове Лангкави в продуктовом магазине было только два продукта, названий которых я знала. И дело не в знании или незнании языков. Рис и соль я смогла бы опознать в любом случае, а вот надписи на остальных бутылочках, баночках и пакетиках с чем-то пахнущим и сыпучим мне все равно не помогли. Как не помогли и картинки. Я никогда не видела тех растений, которые были на них нарисованы. А экспериментировать накануне гонки не хотелось. Здесь, на Лансароте, конечно, тоже витал дух острова: весь парфюм, моющие и чистящие средства, мыло и шампуни были сделаны, разумеется, из алоэ. Там я с удивлением нашла новомодное средство от комаров, которые просто заели меня ночью, оставив под утро с нерешенным вопросом – либо комары путешествуют персонально со мной, либо это был ночной глюк, ведь комары не могут жить в пустыне на лавовых полях при непрекращающемся штормовом ветре…
Еще в супермаркете я обнаружила овсянку со значком «БИО», отличное молоко из грецкого ореха, кучу прекрасных свежеиспеченных булочек для будущей углеводной загрузки, которые местное население скупало по дюжине в одни руки. А рядом с ними на полке лежал пармеджано и гарганзола (правда, в вакуумной упаковке и в единственном экземпляре), но это было огромным шагом вперед к цивилизации по сравнению с рисом и солью.
Второй магазин я опознала сразу. По двум приметам. По Бродскому и по своему дому. Мне тотчас стало понятно, где моя хозяйка покупает всю ту ерунду, которой заставлен дом.
Сначала к Бродскому:
Да, здесь было все. Именно здесь, среди шкатулок и пробирок, посуды и сережек, полочек и кастрюль я нашла эссенцию опиума. Именно здесь, где можно найти ВСЁ, моя хозяйка выбирала эти шерстяные подушки и настольные лампы в виде тростника, плетеные корзинки и деревянные маски чудищ, дурацкие подсвечники и вазочки… Описать это невозможно. И я, живущая в Провансе, презирающая прованский стиль за его любовь к бесполезным и вычурным вещам, собирающим пыль, абсолютно не нужным функционально, загромождающим и без того маленькое прованское пространство для житья, я проторчала в нем минут сорок! И хочу сказать только одно. Прованс отдыхает! Отдыхает не только по ассортименту. Отдыхает, прежде всего, по размаху воображения и по той, типичной для испанских колоний цветовой гамме, которую то ли завезли сюда сами испанцы, то ли, напротив, как экзотический вирус привезли на родину отголоском языческой красоты захваченных цивилизаций. Столько цвета и яркости, бьющей жизни и радости в одном небольшом пространстве я не видела давно! Я спохватилась, когда увидела себя в зеркале, обрамленном затейливой рамой, примеряющей переливающиеся всеми цветами языческой радуги сережки из бронзы в виде бога солнца. И поймала на себе взгляд того, кто все это время что-то мурлыкал себе под нос, вытачивая в уголке какую-то деревянную безделушку. Хозяин знаками показал, что серьги мне идут. Я поняла, что без покупки не уйти, и все же выбрала из представленного изобилия подарок для хозяйки – сандаловые палочки с подставкой, так как ее палочки закончились, о чем она сильно горевала. Расплачиваясь, я все поняла и про лавку, и про хозяина. Это просто была его жизнь. Завезенных колониальных товаров здесь было очень немного. Все остальное он неспешно делал сам. Это был такой прикладных искусств доморощенный художник, неизвестно как оказавшийся на острове и нашедший свое призвание в том, что арендовал на горе просторное прохладное помещение с видом на океан и витринными окнами в пол, открывал его после позднего завтрака и целый день мастерил из всего, что придется, – из проволоки, дерева или стекла то, про что пела ему сегодня душа. Подсвечники и шкатулки, серьги и браслеты, этажерки и комоды, часы и пуфики… Материал был нехитрым, инструмент тоже. Краски и холсты ему привозили с материка, как и небольшое количество всякой художественной ерунды. И его жизнь была абсолютно радостной и гармоничной. Он жил в лавке, мастеря то, что просила сегодня душа, попутно продавая изготовленное. Мурлыкал себе под нос песенки, ходил в рубахе василькового цвета, уходил обедать на длинную сиесту, закрывал вечером свой магазин-мастерскую и шел считать звезды и смотреть разноцветные сны, приносящие ему фантазии завтрашнего дня…