Путевые заметки

Здесь преобладали деревянные и плетеные из соломы предметы, сухие и ломкие, вызывающие у меня чесотку, жажду и желание намазать себя с пяток до ушей увлажняющим лосьоном. В одной лодочке из пальмовых листьев, стоявшей в моей спальне, кроме засохших лепестков розы и камушков, я обнаружила обглоданную то ли временем, то ли кем-то плотоядным кость, и даже решила, что имею дело не с буддистами, а с тайными рыцарями великого братства розенкрейцеров – и следа ведь их не сыщешь на всеми забытом острове, затерявшемся среди Атлантики в доме, одиноко стоящем у подножия вулкана… Но брелок в виде Будды на выданных мне ключах вернул в прозаическую реальность. А жаль.

Во всем доме пахло бомжами – тем характерным запахом немытого человеческого тела, который не вытравишь никакими благовониями и ароматическими палочками, находящимися в каждом углу каждого помещения.

Мебель здесь была редка и специфична. Огромный платяной шкаф и комод точно как из колониальной эпохи. Шкаф закрывался только если при соединении дверок ловко накидывать крючок с одной его стороны на петельку с другой, а открывать и закрывать огромный деревянный комод я зареклась после первых двух попыток, когда полки гремели и вылетали при небольшом увеличении усилий и никак не хотели занимать прежние места. На грубо сколоченном деревянном помосте лежал матрас с какой-то соломой внутри. Остальная мебель была представлена низкими пуфиками, покрытыми длинношерстными накидками из искусственного меха и циновками.

Стены и окна тоже были немного не от мира сего. Из побеленных неровных стен тут и там торчали куски черных вулканических камней. Только потом, найдя по дороге разрушенный дом, поняла, как их здесь строят. Место, где я прожила детство, тоже наполовину состояло из двухэтажных строений. Когда от времени штукатурка с этих домов отваливалась, то были хорошо видны сгнившие от времени деревянные доски, хитро переплетенные крест-накрест. Здесь тоже всё строили из подручного материала тем же способом. Люди одинаковы везде. Куски лавовой породы разного размера, из которых и состоял сам остров, складывались один на другой и покрывались белой штукатуркой. Некоторые из таких камней торчали из стен моего жилища, образуя естественные полочки. Окна были похожи на крупные деревянные иллюминаторы старинного судна, плохо открывались и закрывались и совсем не давали света.

В моей части дома был садик – собственный внутренний дворик, которым так гордилась хозяйка. Здесь заканчивался плиточный пол, и начиналась мелкая черная галька из крошеной вулканической лавы. Дворик был крошечный, окруженный высокой каменной стеной, и больше всего напоминал тюремный двор в миниатюре. На лавовом песке были высажены растения. Три кактуса, пара алоэ и пальма. Они выглядели так, будто их предсмертные муки были в самом разгаре. В сад была выведена вода, сделан шланг для полива. Но насос, качающий воду, встроить забыли. Шланг оставался в безжизненном состоянии, лишая возможности поливать растения, высаженные в черный лавовый песок, и давая мне шанс ежедневно совершать благой поступок, таская им на закате воду в кастрюльках из кухни.

Сама хозяйка, ее молодой муж и двое их маленьких детей занимали другую часть дома с отдельным большим двором из лавовой гальки с какими-то тесаками и другим инструментом. Каждое утро мужчина исправно использовал их, что-то обтачивая и обрезая. Пока он пилил и тесал, вокруг него ходила коза – главное достояние этой семьи, помимо плохо сдающихся комнат. Он терлась о его локоть и колени и не отходила ни на шаг. Было забавно и трогательно смотреть на такую привязанность козы к хозяину.

Честно говоря, я уже была невероятно рада тому, что судьба забросила меня именно сюда, в эту пустыню, в этот странный дом, наполненный шумами, звонами и беспрепятственно гуляющим по нему ветру. Он прилетал с океана, вобрав по дороге тепло и запахи пустыни.

…И снаружи