Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим

— Какъ! И вы ничего боле не въ состоянія сказать о пирамидахъ? Стыдитесь! Ни одного комплимента ни ихъ гигантскимъ размрамъ, ни ихъ вковой древности; ни громкой фразы, ни восторженнаго выраженія. Не хотите ли вы уврить насъ, что пирамиды не внушили вамъ глубокаго къ себ уваженія? Полноте! Возьмите перо и постарайтесь составить изъ словъ памятникъ, такой же высокій, какъ и эти необъятныя зданія, которыхъ не могли сокрушить ни «imber edax», ни «aquilo impotens», ни полетъ времени.

— Нтъ; куда намъ! Это дло геніевъ, великихъ поэтовъ и художниковъ. Мое перо непригодно для такихъ вещей. Оно вырвано изъ крыла простой домашней птицы, которая расхаживаетъ по двору, любитъ бормотать, порою и посвистываетъ; но взлетать высоко ршительно не въ состояніи, и при всякой попытк на такой полетъ опускается внизъ очень скоро. Конецъ ея вотъ какой: попасть на столъ въ Рождество или въ Михайловъ день и занять семью на полчаса времени, доставивши ее — да позволено будетъ надяться вамъ — маленькое удовольствіе.

* * *

Черезъ недлю явились мы въ карантинной гавани Мальты, гд семнадцать дней отдыха и тюремнаго заключенія были почти пріятны посл безпрестанныхъ обозрній новизны въ продолженіе послднихъ двухъ мсяцевъ. Можно похвалиться, что мы въ короткій промежутокъ времени: отъ 23-го іюля до 27-го октября, видли больше городовъ и людей, нежели въ такой же срокъ видятъ ихъ другіе путешественники. Мы постили Лиссабонъ, Кадиксъ, Гибралтаръ, Мальту, Аины, Смирну, Константинополь, Іерусалимъ и Каиръ. Названія этихъ городовъ велю я вышить на ковровомъ мшк, который побывалъ въ нихъ со мною. Какое множество новыхъ чувствъ, разнообразныхъ предметовъ и пріятныхъ воспоминаній остается въ душ человка; совершившаго такую поздку! Вы забываете вс непріятности путешествія, но удовольствіе, доставленное имъ, остается съ вами. Здсь повторяется тоже, что происходитъ съ человкомъ посл болзни: забывая тоску и страданія, томившія его во время недуга, онъ съ наслажденіемъ припоминаетъ вс мелочныя обстоятельства, сопровождавшія его выздоровленіе. Теперь забылъ я о морской болзни, хотя розсказнями о ней и наполненъ журналъ мой. Случилось, напримръ, что горькій эль на пароход оказался никуда негоднымъ, что поваръ дезертировалъ въ Константинополъ, и преемникъ его кормилъ насъ очень плохо, пока усплъ попривыкнуть къ длу. Но все это прошло, все забылось, и въ памяти остается только свтлая сторона путешествія. Не долго блестли передъ нами, подъ синимъ небомъ Аттики, блыя колонны Паренона, но если бы въ продолженіе всей жизни мы безпрестанно видли ихъ, и тогда воображеніе наше не могло бы представить ихъ живе. Одинъ часъ пробыли мы въ Кадикс, но блыя зданія и синее море — какъ ясно рисуются они въ нашемъ воспоминаніи! Въ ушахъ все еще дребезжатъ звуки гитары, и передъ глазами вертится ловкій цыганъ, посреди рынка, освщеннаго солнцемъ, наполненнаго плодами и вщами. Можно ли забыть Босфоръ, эту великолпнйшую сцену, прекрасне которой нтъ ничего въ подлунномъ мір? Теперь, когда пишу я и думаю о быломъ, передо мною возстаетъ Родосъ, съ его древними башнями, чудной атмосферою и темно-голубымъ моремъ, обхватившимъ пурпуровые острова. Тихо идутъ Арабы по долин Шарона, въ розовыхъ сумеркахъ, передъ самымъ восходомъ солнца. Съ мечети; которая стоитъ на дорогъ въ Вилеемъ, и теперь могу видть я печальныя моавскія горы съ блистающимъ въ промежуткахъ ихъ Мертвымъ моремъ. У подошвы Масличной горы стоятъ черныя, источенныя червями деревья Гесиманіи, а вдали, на каменныхъ холмахъ, подымаются желтыя укрпленія города.

Но едва-ли не самой дорогой мечтою осталось воспоминаніе о ночахъ, проведенныхъ на палуб, когда свтлыя звзды блистали надъ головою и мысли мои неслись на родину. Однажды, въ Константинопол, долетлъ до меня крикъ муэдзина: «Спшите на молитву!» Звонко дребезжалъ онъ въ ясномъ воздух; въ тоже время увидалъ я Араба, павшаго ницъ, и еврейскаго равина, склонившагося надъ книгою: вс они славословили своего Создателя. Теперь, когда сижу я дома, въ Лондон, и дописываю послднія строчки моихъ Путевыхъ Замтокъ, — эти фигуры, вмст съ плывущимъ пароходомъ и нашей на немъ церковной службою, живе всего рисуются въ моемъ воображеніи. Такъ-то вс мы; и каждый изъ насъ по-своему, преклоняя колна, прославляемъ Отца нашего. Сестры и братія, не смйтесь надъ ближнимъ, если голосъ его не сходенъ съ вашимъ голосомъ. Врьте, что въ словахъ моихъ нтъ лицемрія, и смиренное сердце исполнено благодарности.

1846