Пути-дороги. С чистого листа

Когда со свиньей было покончено, все поверхности в доме были заняты мясом. А в чулане висела целая половина туши. Раньше я столько толков магазине видела. И теперь я с ужасом смотрела на такое огромное количество кроликов и уток, на гору свинины и понимала – нам столько не надо. Даже если я половину переработаю в тушенку, чтобы есть все лето.

– Не переживая, Оля, – рассмеялся дед, – скоро сборщики налогов приедут, помогут нам с запасами справится. Они по морозам-то каждый год приезжают. Как раз мясом и берут.

Все же люди странные существа. Я только что думала, что мяса у меня слишком много. Но как представила, что какую-то часть придется отдать в счет налогов, сразу стало жалко.

Мужиков пришлось угощать прямо на улице. Но они не были в обиде. Тушеный кролик, жаренная утка с пасленами, пережаренный с луком и сметаной свиной ливер… я выставила угощения на крыльце, нарезала толстыми ломтями хлеб, раздала все тарелки и ложки, которые имелись в хозяйстве. Нам с дедом не хватило ни тарелок, ни ложек…

Как только я начинаю думать, что мы хорошо живем, жизнь тут же тычет меня моськой, указывая, что это совсем не так.

Спать в этот день мы легли далеко за полночь. Пока закончили щипать и потрошить уток, пока распластали и засолили сало, приспособив для этого все те же плетеные короба, которые мастерил дед, пока промыли и прочистили свиные кишки и сделали домашние колбаски… а ведь большую часть мяса мы просто вытащили в холодный чулан замораживаться.

Когда легли спать, я никак не могла избавиться от запаха мяса. Пахло все: руки, волосы, постель…

И, наверное, поэтому мне приснился этот кошмар…

Кровь… много крови… весь мой дом был залит кровью… Пол, стены, мебель, окна… россыпи бурых пятен были даже на потолке…

– Оля! Оля! – Вика трясла меня, – Я вызвала скорую и полицию! Пойдем. Андрею уже не поможешь!

А я смотрела на тело моего мужа, лежащего на полу с неестественно вывернутой шеей. И у него не было лица… совсем. Только мясо… Рядом валялось его старое, еще дедово охотничье ружье.

И я вспомнила. Мой муж покончил жизнь самоубийством, когда его поймали на банковских махинациях. Он любил меня, а я хотела денег. Я хотела Сейшелы и бриллианты. Я хотела шубы и крутые тачки. Я всегда хотела больше, чем он мог мне дать.

– Мама! Мама, почему ты плачешь? – встревоженно шептал Петька, тряся меня за плечо, – у тебя что-то болит?

– Нет, все хорошо, – соврала я, обнимая мальчишку и прижимая к себе, – это просто страшный сон…

Петька мгновенно заснул, прижимаясь ко мне, а я никак не могла заснуть. Стоило закрыть глаза, как передо мной снова вставала страшная картина.

Как жаль, что я это вспомнила. Я бы хотела снова забыть то, что натворила.

После новой порции воспоминаний о прошлой жизни, я несколько дней приходила в себя. Я почти не помнила каким был мой муж, он для меня нынешней так и остался чужим человеком. Но мне было страшно, что для меня прошлой он тоже мог оказаться чужим. И это причиняло самую большую боль. Я же не такая! Я же не могла быть такой! Я же сейчас пашу, как конь, но не готова ради денег предать того, кто меня любит. Или готова? Может быть эта моя черты вылезет в самый неподходящий момент и все повториться?

– Оля, подожди, – остановил меня дед на третий или четвертый день после кошмара, когда я собиралась в гоблинскую деревню к бабке Аге. – Поговорим? Расскажи, что тревожит тебя, дочка? Ты уж который день сама не своя ходишь.

Петька уже убежал, и мы остались только вдвоем.

– Ничего, деда, – ответила я. Но остановилась у порога. Может быть дед прав, и стоит рассказать ему, что я не такая уж безобидная и хорошая, как всегда думала про себя.

– Расскажи, Оля, – ответил на не заданный вопрос дед, – расскажи, тебе сразу легче станет…

И я рискнула. Присела на кровать к деду и рассказала все, что вспомнила. И подвела итог:

– И теперь, деда, я не знаю как мне ко всему этому относиться. Я думала, люди вокруг плохие, а я хорошая… А ведь та же Ретта никого словами и делами до смерти не довела… а я… вот…

Дед похлопал меня ладонью по руке и спросил:

– А ты знаешь, Оля, почему деревня наша Выселками называется? – Я мотнула головой. Не знаю. Да и к чему это. – Людей сюда выселяли, дочка… со всех окрестных деревень. Тех, кому не было места среди остальных из-за натуры их черной… Так и бабка Аништы сюда попала, и все остальные…

– А ты?! Тоже?! – я была шокирована. Вот уж кого я не могла заподозрить в черноте души, так это деда.

– И отец мой, – кивнул дед и усмехнулся. – ох, и ходок был. Ни одну бабу не пропускал. А с мужиками сколько дрался за баб-то… Силушкой-то Небо его не обидело. Многих он покалечил, кого-то на всю жизнь увечным оставил. А когда вся деревня поднялась и сюда его спровадила, он сначала обиду затаил злую. Всех ненавидел. Нас-то сюда, почитай в чистое поле выгнали. Ни кола, ни двора, все богатство по лавкам сидит есть просит.

Дед замолчал. Я видела ему говорить об этом так же трудно, как и мне.