Пути и средства

– Мастин знает о существовании монеты и хочет, чтобы в течение максимум двух недель она была найдена и предоставлена местному телеканалу для репортажа. Тебе не надо рассказывать о том, кто такой Мастин, и что он может?

– Не надо. Мне, если честно, сейчас только монетой этой заниматься не хватало…

Тимур закончил разговор с Леонидом, твердо осознавая, что делать Платонов ничего не собирается. Тимур недолго подумал и позвонил его жене.

– С кем я говорю? – послышался слабый женский голос.

– Надежда, меня зовут Тимур, мы встречались несколько лет назад на Ленином дне рождения, мы с ним коллеги.

– Да, Тимур, я вас помню, что вы хотели?

– Мне надо с вами поговорить.

– Тимур, может, вы не в курсе, мы с Леонидом расстались, так что говорить со мной нет никакого смысла.

– Надежда, это очень важно, пожалуйста, можно я приеду?

– Ну ладно, – равнодушно согласилась Надежда и назвала адрес, по которому мужчина и отправился, перенеся все дела на потом.

Тимур запомнил эту квартиру, когда приезжал сюда в прошлый раз. Тогда здесь было красиво, весело и празднично. Теперь же, несмотря на сохранившуюся обстановку, в доме царило уныние и опустошенность. Венчала унылую картину угрюмая хозяйка – молодая женщина, на лице которой застыло выражение муки.

– О чем вы хотите со мной поговорить? – спросила Надежда, расставляя чашки с искусной росписью на кухонном столе. – Чай?

Тимур кивнул. Надежда достала чайные пакетики из помятой коробки, разложила их по чашкам и потянулась за чайником.

– Итак?

– Разговор напрямую касается вашего мужа.

– Бывшего мужа. Хотя, мы не развелись, так что по документам мы еще муж и жена.

– Надежда, с Леней беда, он планомерно катится вниз и, если ему не помешать в этом, то он достигнет самого дна. Я очень хочу помочь, но не знаю как. Расскажите, что у вас случилось, может, я смогу что-то сделать.

Тимур подумал, что сейчас она скажет, что он лезет не в свое дело, однако оказался не прав – женщина стала говорить.

– Мы были счастливой семьей. Знаете, насколько это возможно. И Ленька так хотел ребенка, так радовался, когда узнал, что у нас будет девочка, – она слабо улыбнулась, но не Тимуру, а скорее своему мужу. – Мы назвали ее Серафима – как ангела. Но Леонид был совершенно не готов к появлению малыша. Бессонные ночи. Мое внимание приковано только к ребенку. Знаете, нам некому помочь. Бабушки-дедушки далеко, поэтому приходится справляться самой, к вечеру состояние такое, как будто разгрузила пару вагонов. А он приходит после работы – тоже уставший. Это кажется, что лекции читать – просто языком молоть, на самом деле для этого нужно иметь много сил, как физических, так и эмоциональных. Но у ребенка нет понятия о том, что родителям надо отдохнуть, у него режим и потребности. Малышу нужна забота, мне помощь, а Лене – время для того, чтобы отдохнуть, к лекциям подготовиться и, конечно, мое внимание. А я превратилась в нервную, дерганую бабу, которой нет дела даже до себя. Вы знаете, Тимур, как тяжело с ребенком? Без прикрас – это тяжелый физический и моральный труд. Я не оправдываюсь, нет, в том, что случилось, есть и моя вина. Посмотрите, какими мы были, – она кивком указала на большую свадебную фотографию на стене, – молодые, счастливые… а теперь…

Тимур глянул на фотографию. Гаврилыч с худым загорелым лицом уверенно улыбается, глядя на свою красавицу-невесту. Белая рубашка, модного покроя пиджак, элегантный галстук. Это был один и тот же человек – здесь, на фотографии успешный, счастливый и там, на раскопе, усталый, со следами длительного похмелья. Надежда тоже сильно изменилась. Ее мимика, казалась, застряла на одном выражении – скорби, боли и уныния.

«Что же произошло с этими людьми, что они так изменились», – подумал Тимур.

– Как-то вечером он сказал мне, что больше так жить не может. Леня решил уйти, – женщина говорила монотонно, глядя в одну точку где-то на полу. – Не к кому-то, у него не было другой женщины, он просто ушел от меня.

– Но ведь дело не в разрыве? – спросил Тимур.

– Вы правы, но слушайте, это ведь только начало истории, – горько произнесла Надежда, – я схватила ребенка и сказала ему, что уезжаю прямо сейчас. Мне было очень больно. Я посадила Серафиму в машину и поехала к маме в Тверь. Но до мамы добраться я так и не смогла, случилась авария – в нас врезался пьяный водитель на какой-то большой машине, прямо с той стороны, где сидела Серафима. Я отделалась синяками и ссадинами, которые быстро зажили, а она… – Надежда с силой приложила ладонь к глазам, как будто пытаясь сдержать слезы, которые текли по лицу без остановки.

– Она выжила? – с замиранием сердца спросил Тимур, страшась услышать то, что ему сейчас скажут.

– Да, она выжила. Понимаете, я отдолжила детское кресло подруге, потому что не собиралась никуда ехать. Серафима сидела на заднем сиденье просто пристегнутая ремнем, но он, конечно, не помог. Удар получился сильный, был задет мозг, – Надежда замолчала, морщась, как будто от боли.

Впрочем, этот рассказ действительно причинял ей сильную боль.