Пути Миритов. Холод знамений

- И кто же, по-вашему? – нехорошо прищурилась Вен, но крик сменился злым шипением. – Девицы Шелтон и Алллен? А может быть, назовете имя вовлеченного в вашу авантюру южанина?! Стыдитесь, граф Силиван! В вашем почтенном возрасте положено молиться Творцу и лечить больные ноги, а не интриговать.

- Мне не за что стыдиться, - пришлось чуть повысить голос, дабы урезонить вздорную женщину. – Успокойтесь, дорогая моя, и ступайте к себе. Вы устали с дороги и оттого не в себе. Буду рад принять ваши извинения за ужином.

Вен ушла, с грохотом захлопнув тяжелую дверь – как только хватило тщедушных старушечьих сил? Пожав плечами, Ирвин придвинул к себе листки и сразу позабыл о нелепой перепалке с женой, стало не до того. Младший сын Бенедикт писал ему в последний раз в восемнадцать лет, причем послание яростное и желчное, в котором от каждого слова, выведенного крупными неаккуратными буквами, веяло ненавистью. Но теперь этот облаченный в рясу чужой человек с белой кожей и красными глазами сухо и официально уведомил отца о ночном нападении на молодого Моранси. Кроме этого и десятка два упоминания Творца, принятых у фанатичных консилистов и оторианцев, Бенедикт писал, что семья Силиванов не относится к праведным, а значит даже ему не суждено вымолить у Творца прощения за родителей, брата с женой и племянника.

- Чушь, - сказал Ирвин, откладывая письмо, и глухо засмеялся.

Пока не заколотил злой озноб, и не стало очевидным, что на короля напал один из заговорщиков, знающих про общий план. Как подло! И это после недавнего решения не нападать без предварительного сговора?! Скрипя зубами, граф схватил лист бумаги, снова выхватил перо и принялся писать послание, полное злобы и гнева, адресованное старшему сыну. А святому отцу Бенедикту вовсе не обязательно знать о делах семьи, членом которой он давно уже не является.

Если нападение совершил Холт, стремясь показать свое рвение, то все очень плохо.

А если Гай?

Старик усмехнулся нервно, сквозь зубы. Да быть того не может, мальчишка не смог отбиваться от ворвавшихся Шелтона и Аллена, и тем более не станет поднимать руку на короля. Слишком трусоват. Есть еще вероятность, причем самая низкая, что неудавшаяся убийца – королева. Все-таки кинжал, а не шпага.

Камиллу Моранси, в девичестве Инам, Ирвин не видел, но слышал, что она довольно начитанная и умная особа. Вдруг она столь же тщеславна? Забеременев, решила узурпировать власть, претендовав на регентство? Или же ждала этой возможности долго, покушение вообще может быть устроено ее умом… Нахмурившись и подперев рукой подбородок, граф напряженно думал о возможности обвинить Ее Величество в случившемся.

Нет, бред. В первую очередь помешает тот же Бенедикт, питавший к родственникам исключительно одну неприязнь, да и старый граф Инам не даст дочь в обиду.

Письмо Ирвин дописал до конца, запечатал и по дороге в часовню сунул в руки растерянного молодого гонца. Злости не осталось, но приподнятое настроение было безнадежно испорчено. Как давно он молился Творцу, полгода назад? Больше? Меньше?

Медленно, сетуя на ноющие суставы, Ирвин опустился перед образом Творца, глядевшего на грешника с укоризной и состраданием, и прижал к груди сложенные ладони. Надо бы принять ванну и отдохнуть с дороги, но это потом. Сперва – помолиться, чтобы дело пошло славно. Вдруг, его это спасет?

- …прости и помилуй грешного, - выдохнул Силиван, молитва сама слетела с уст.

Хоть и предполагал, что ничего не получится. Творец прощает раскаявшихся подлецов, воров, даже убийц, но не когда они хотят продолжать свои бесчинства в дальнейшем. Но, все же, полностью осознавая собственное бесстыдство, Ирвин молился тихим надтреснутым голосом, желая скорее ободрить себя, чем умилостивить Всевышнего.

Теперь граф не боялся ничего и никого.

Глава 7. Ирвин Силиван

Путь из столицы в Эртвест занял чуть меньше двух недель, но вернувшемуся домой графу Силивану казалось, что миновал целый кватрион, и, несмотря на свой спокойный и саркастичный характер, он пребывал в раздраженном настроении. Мало того, что одну половину пути его добрая супруга Вен брюзгливо ворчала, цитировала учение Рина и завуалировано называла Ирвина нелестными словами! Вторую ее часть проклятая сорока металась по узкой клетке и либо кричала на птичьем, либо несла всякую чушь на фиаламском языке, частично повторяя выражения хозяйки. Жаль, что у него не осталось ни единой возможности жить в Вете – рано или поздно герцог Анвар, несмотря на всю свою бестолковость, сообразил бы, что неспроста вся семья Силиванов поселилась в столичном особняке. А когда старых супругов нет, то и вопросы мгновенно исчезнут.