Появляющийся на индивидуальном уровне сетевой порядок воплощается в «межличностной коннективности»[92]
, при которой индивиды уже не нуждаются в заданных извне фреймах для осуществления взаимодействия, но способны сами их формировать. По сути, он противоположен зиммелевским безличностным, но высокоорганизованным структурам и формирует «паттерн сетевого индивидуализма»[93]: многообразные и созданные самим индивидом, с гордостью хранящим свою автономию, социальные связи перемещаются в сеть, становясь источником «одиночества в толпе».Сетевой социальный порядок внутренне противоречив: с одной стороны, он позволяет существовать «маленьким мирам коммуникативного присутствия»[94]
, которые заменяют современному городскому жителю межличностное взаимодействие лицом к лицу, почти исключенное урбанистическим ритмом жизни индивидуализированного общества. С другой – выступает основой более масштабной групповой интеграции – «умной толпы»[95], обладающей высоким уровнем мобильности и пока еще непредсказуемым (иногда пугающим) потенциалом. «Коллективный разум», изначально создавший сеть как пространство свободной коммуникации («архитекторы Интернета пришли к “сквозному” принципу, позволяющему самим изобретателям, а не контролерам Сети решать, что им строить, исходя из возможностей Интернета»[96]), теперь преодолел пространство в буквальном смысле – перестал нуждаться в кабеле и близлежащем источнике энергии. Ему по силам сформировать общественное мнение, заставить собраться в одном месте тысячи незнакомых друг с другом людей, создать или уничтожить репутацию – и сделать все это быстрее и эффективнее самого мощного устройства предшествующего поколения. «Репутация – как раз та точка, где смыкаются технология и кооперация… Наиболее мощный преобразующий потенциал соединения человеческих общественных склонностей с действительностью информационных технологий заключается в открывающейся возможности делать новое сообща, сотрудничать в невиданных прежде масштабах и невиданным прежде образом. Сдерживающие рост человеческих общественных начинаний обстоятельства неизменно преодолевались умением сотрудничать во все более широких масштабах»[97]. Принципиальной основой такого сотрудничества остается технология – все ширящееся распространение мобильных устройств, меняющих характер общения и, соответственно, способов организации социального пространства. Симбиотическое слияние техники и «слишком человеческого» несет собственные противоречия и проблемы, но оно, будучи, скорее всего, неизбежным и ближайшим будущим, составляет социальную организацию, радикально противостоящую вертикальному типу социального порядка.Преобладающим типом социального порядка в современной России остается традиционная вертикальная организация. Происходит это не только в силу присущей российской реальности противоречивости, но и как результат амбивалентности, характерной для самого сетевого порядка. В каждом из рассмотренных выше сфер социальной организации и феноменов (в Интернете, в специфическом взаимодействии, реализуемом современными корпорациями, в формирующемся креативном классе и сетевых межличностных коммуникациях), где сетевой порядок наиболее развит, усматриваются и порождаемые им возможности негативного влияния на различные аспекты общественной жизни. Следовательно, его безусловная апологетика – или, по крайней мере, тезис о необходимости его принятия как «идеальной» модели общественного развития – сомнительна как с точки зрения теории, так и социальной практики.
Специфика российской версии сетевого социального порядка состоит, помимо вышеперечисленного, в поверхностности последнего – слабой связи с базовыми структурами социальной организации предшествующего – модерного типа. С одной стороны, очевидна неукорененность в России присущих западным обществам ценностных установок, делающих европейцев «модерными» и «более приспособленными» к сетевым трансформациям. С другой – сетевая организация изначально базировалась на различных формах самоорганизации индивидов – гражданском обществе, понимаемом максимально широко. В таких условиях сетевой порядок был изначальным условием существования традиционной вертикальной власти в качестве ее альтернативы и способа осуществления общественного контроля над ней. В идеальной модели (вряд ли реализованной где бы то ни было) такое соотношение сетевого порядка и вертикальной власти делает последнюю ориентированной на осуществление потребностей конкретных граждан, воля которых базируется на коллективном разуме, получающем в сетевом порядке модус непосредственного существования (в отличие от гражданского общества в его классическом виде – вне определенных организационных структур).