Пути России. Новый старый порядок – вечное возвращение? Сборник статей. Том XXI

Прочность российской вертикали (если рассматривать наличие сетевого порядка не только как ее альтернативу, но и как условную отправную точку «борьбы» против нее, начало конца директивно организованной власти) подтверждается и известной формальностью российской разновидности сетевого порядка. В каждом из отмеченных случаев сетевой порядок был порожден не столько внутренними потребностями в социальных изменениях, сколько принятием технических новинок, становившихся источником трансформации организационных либо межличностных взаимодействий. Технократическая идея хороша универсальностью, логической непротиворечивостью и идеологической чистотой: развитие технологий неизбежно, следовательно, и связанные с ней социальные изменения носят закономерный и предсказуемый (по крайней мере, ожидаемый) характер. Проблематична ее реализация, в ходе которой до сего момента всегда проявлялась «темная сторона» технологического совершенствования: от экологических проблем до адекватности порождаемых социальных феноменов заданным в той же западной технократической парадигме критериям цивилизации. Сетевой порядок в России выглядит столь же формальным, как формально ее нынешнее социальное обличье соответствует самим этим критериям.

В этом контексте возможна также постановка вопроса о том, какой же из данных порядков «навязанный», а какой «естественный», ответ на который зависит, по-видимому, от политически-идеологических пристрастий высказывающегося, его внутренней установки на сетевой или традиционный порядок. По сути дела, речь здесь может идти о новой интерпретации старого спора «западников-либералов» и «славянофилов-консерваторов», при котором первые в нынешних условиях превращаются в «постмодернистов», а вторые получают ярлык «традиционалистов». Шансы «постмодернистов» в России меньше, поскольку постмодернизм как совокупность теорий, описывающих состояние общества «после модерна», получил на отечественной почве абсолютно незаслуженную репутацию «аморального»: идея отсутствия абсолютных ценностей и нравственных ориентиров трактуется не как апология плюрализма, расширяющего диапазон принятия Другого[98] и свободу автономного индивида, порождающего многообразие значений и смыслов[99]

, а как теоретическая основа реализуемой в повседневной практике и политической риторике безнравственности[100].

Сколь бы странными ни выглядели подобные рассуждения, смещающие акценты теоретической рефлексии, они подтверждают силу российской вертикали и ее влияние в интеллектуальной среде. Если формулировать причины устойчивости традиционной вертикали в привычных терминах, то следует говорить о ее адекватности внутренне противоречивой (согласимся с Тощенко) ценностно-нормативной базе российского общества. Хотя и в этом случае России вряд ли удастся избежать вышеописанных (и выглядящих как универсальные) тенденций.

Ирина Дуденкова

[101]

Политики тайны: порядок и конспирология