Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века

«Лишь бы не было войны» Жизнь северной глубинки после войны

Ольга Онучина

Школа № 2, г. Няндома, Архангельская область,

научный руководитель Г.Н. Сошнева

Военное детство

Герои моего исследования родились и выросли в северной глубинке, а детство их пришлось на Великую Отечественную войну. Ида Алексеевна Лис (в девичестве Мартемьянова) родилась 2 июня 1935 года в деревне Лельма Няндомского района Архангельской области. Всего в семье было шесть детей.

Отца, Алексея Филипповича Мартемьянова, Ида Алексеевна помнит плохо, так как он ушел на фронт почти сразу после начала войны и в 1943 году погиб под Ленинградом. Но Ида Алексеевна помнит проводы на фронт. Позднее на фронт ушел и старший брат Иды Михаил. Сначала его отправили в Архангельск на полугодовые курсы по обучению военному делу, а затем – на фронт. Получилось так, что поезд, на котором везли военнослужащих, проходил через станцию Лельма. Таким образом Ида Алексеевна еще раз увидела своего брата.

Письма-треугольники… Их писали на любой бумаге, какую только можно было найти, писали чернилами, химическими и другими карандашами. Такие письма получала и семья Мартемьяновых от своего сына Михаила; также письма-треугольники с фронта регулярно получала и семья Владимира Павловича Онучина от отца и старшего брата.

В основном эти письма содержали самые простые сведения о себе: жив, здоров, служу так же, все хорошо, вопросы о том, как поживают близкие. Но были и такие, которые, несмотря на военную цензуру, содержали прямые сведения, где и в каких боях принимал участие автор. Иногда это делалось иносказательно (текст песни, где указывалось наименование города или местности). Весточку от отца семья Иды Алексеевны получила необычным способом. Когда состав проходил мимо станции, он выбросил записку, привязав ее к железной кружке. Кто-то подобрал и передал семье.

Жила семья Иды в казенном двухэтажном доме. Из мебели в квартире лишь полати из досок, устроенные под потолком между печью и стеной (чтобы было теплее), обычный деревянный стол и железная кровать. Матрацы и подушки для удобства набивали соломой.

Мама, Серафима Владимировна, чтобы прокормить семью, работала в Шожме на вывозке сена. Как говорит Ида Алексеевна, она в то время уходила на работу около 5 утра, а приходила ближе к полуночи. Работа эта сильно изматывала, но что было делать, ведь семью как-то надо было кормить. Хлеба было очень мало, на всех не хватало, ведь по карточкам выдавали всего около 200 г на человека.

Ни сахара, ни каких-либо других сладостей не было. На обед в семье было лишь немного картошки да небольшой кусочек хлеба. Трудно было купить соль, муку, спички, керосин.

22 августа 1941 года было принято постановление о введении карточек на хлеб, сахар и кондитерские изделия. Позднее были введены карточки на мясо, крупу и другие товары, но постоянно проходило снижение продовольственных норм по карточкам.

Карточная система централизованного снабжения нередко «недодавала» 70–80 % от положенного по норме. Люди, пережившие войну, вспоминают голод, черный рынок и скудное снабжение продовольствием, помнят это и почти все герои моего исследования. Моя прабабушка зимой, чтобы прокормить семью, покупала на гончарном заводе, находившемся неподалеку, горшки, блюдца и т. п. и ходила по ближним деревням, обменивала эти изделия на хлеб и муку. У старшего брата деда был фотоаппарат, который был обменян на три буханки хлеба. Также на хлеб обменяли и патефон.

Зимой Серафима Владимировна сторожила склады у магазина. Приходила она под утро вся замерзшая, особенно сильно мерзли ноги, ведь морозы были лютые, а одежда плохая: новой было взять негде, вот и приходилось ставить заплатки, перешивать да перекраивать поношенные вещи. Дети были одеты ничуть не лучше: младшие донашивали вещи старших, а старшие – перешитые вещи родителей. Валенки были одни на двоих, но и они были все в заплатах.

Младший брат Иды Алексеевны Евгений ходил в детсад. Вместе с сестрой Ида носила ему на обед ломоть хлеба и немного молока, но получалось так, что по пути голодные девочки отламывали небольшие кусочки от хлеба. Поэтому до садика доносилась лишь половина ломтя хлеба. Воспитательница, конечно, замечала это, но ничего не говорила, ведь Женя еще маленький – ему хватало и кусочка поменьше.