Пути в незнаемое

Институт микрохирургии глазных болезней, созданный проф. С. Н. Федоровым, известен не только в нашей стране — во всем мире. Большие корпуса клиники и поликлиники института всегда полны людьми. Старые и молодые, пенсионеры и студенты, мужчины и женщины, дети… Они приехали со всех концов страны, из больших городов и маленьких деревень. С самого раннего утра автобусы привозят на окраину Москвы, в Бескудниково, людей, которым угрожает беда — потеря зрения… Как хорошо ни была бы организована работа института, в его коридорах, у лечебных кабинетов, в регистратуре — всегда очереди. Но среди посетителей института есть категория людей, которых принимают вне очереди — членов ВОСа. И иногда можно услышать, как на недоуменный или негодующий вопрос из очереди медицинская сестра объясняет:

— Они нам построили институт.

Да, знаменитый «Федоровский» институт построен на средства Общества. Но разве среди больных института есть слепые? Что делать в таком медицинском учреждении людям, навсегда утратившим зрение? Но зрение не всегда утрачивается навсегда… В институте возвращают зрение полностью или частично людям, которые были слепы много лет, а то и вовсе с самого рождения. Но в Обществе состоят и такие, кто не полностью ослеп, кто не окончательно слепой, но и не может считаться зрячим. Во всяком случае настолько, чтобы иметь возможность полноценно жить и трудиться наравне с полностью зрячими.

В 1971 году С. Н. Федоров предложил, а Общество поддержало и помогло провести в системе нашего здравоохранения массовую офтальмологическую диспансеризацию. Надо было выявить не только слепых, но и слабо видящих. Офтальмологи — хирурги и терапевты — обследовали больных не только городов, но и далеких поселков, сел и деревень. Участвовал в этой диспансеризации и специальный операционный автобус. Ведь если не поврежден зрительный нерв, цела сетчатка, можно немедленной операцией спасти зрение, а то и восстановить утраченное. Каких только не было операций! Профессор Линник удалил злокачественную опухоль на глазу и сохранил этим не только зрение, но и жизнь больного. Доктор Малышева вылечила девушку, у которой близорукость достигла –25. При помощи своеобразного корсета, который был надет на задний отдел глаза, была приостановлена прогрессирующая болезнь, угрожающая полной слепотой. Доктор Мороз вживила больному в ожоговое бельмо оптический прибор — керопротез. Человек прозрел после пятидесяти лет слепоты. Он ослеп, когда ему не было и двадцати лет, и впервые после глазной операции увидел жену, детей и внуков… Впрочем, этот рассказ можно вести долго-долго. Нет темы более драматической и в то же время более радостной, чем описание случаев утраты зрения, жизни слепого и возвращения ему зрения. Из таких рассказов можно было бы составить целые тома.

Но часто радостного конца нет. Слепота оказывается необратимой. И Общество создало целую сеть учреждений, где делается все возможное, чтобы жизнь слепого человека не была полной трагедией, чтобы он мог стать полноценным членом общества. Таких учреждений много.

Есть школы-интернаты. Когда подходишь к этим домам, расположенным обычно за городом, в здоровом месте, издали слышно все, что таким учреждениям свойственно: детский смех, крики играющих… Дети бегают, играют, ходят компаниями. И только вблизи понимаешь страшное: все эти дети — слепые.

Но почему эти бедные дети живут и учатся в интернате? Разве они брошены злодеями родителями? Нет. Родители приезжают часто, и с каждым приездом убеждаются в изменениях, происшедших у их несчастливых детей. Изменения эти — благотворны. В семье слепорожденный или ослепший от несчастного случая ребенок был бы, вероятно, более ухожен, окружен заботой и ласкою близких. Но ребенка, который несчастливой судьбой обречен на слепоту, надо приучить к жизни, которую ему придется вести. Его надобно научить грамоте по Брайлю, надо научить пользоваться магнитофоном. Наконец, ему необходимо пожить в обществе себе подобных, участвовать в общих детских играх, вместе слушать сказки и рассказы, обсуждать их вместе. В подобных учреждениях обездоленные слепотой дети освобождаются от чувства своей неполноценности. Надо ли говорить, что быть воспитателем, педагогом в такой школе — нелегко.