Пышечка

Погрузившись в свои мысли, я вполглаза слежу за экраном, но, когда показывают утреннюю тренировку на школьной беговой дорожке, оторваться невозможно. Тренерша так загоняла девушку по стадиону, что ту начинает тошнить прямо на трибуны – и, естественно, ровно тогда, когда на стадион выходит мужская футбольная команда в полном составе.

После этого тренерша переносит занятия в местный спортзал, но Присцилла отказывается заходить в здание. Тренерша теряет самообладание и кроет ее на чем свет стоит.

– Я чувствую себя изгоем, – всхлипывает Присцилла. – Вы хоть раз бывали в таких местах, где буквально каждый квадратный сантиметр воспевает и славит все то, чем вы НЕ являетесь? Я хочу быть здоровой, но еще я хочу быть счастливой.

В конце концов Присцилла сбрасывает пять килограммов. Тренерша аплодирует ей на финальном взвешивании, но в глазах у Присциллы сквозит разочарование. Бегут титры, и нам сообщают, что спустя шесть месяцев Присцилла по-прежнему правильно питается и тренируется, а еще примирилась с тем фактом, что ей придется бороться со своим весом всю оставшуюся жизнь.

Если бы здесь была Эл, мы бы обсудили, насколько дико и нелепо считать подобные шоу развлекательными.

– Ну что ж, – говорит мама. – Это было вдохновляюще.

Ответить на это мне нечего – по крайней мере из того, что хотела бы услышать мама.

– Пойду наверх. Ты закончила?

Она берет пульт и переключает на вечерние новости:

– Нет-нет. У меня уйма дел к завтрашнему заседанию конкурсного совета.

– Я спать.

– Спокойной ночи, Пышечка.

Наверху я дольше обычного задерживаюсь у двери Люси, а потом захожу к себе. Я снимаю телефон с зарядки и обнаруживаю ноль сообщений от Бо. Потом падаю на кровать, сжимая в обеих руках подаренный им шар судьбы. У меня слишком много вопросов, но приходится ограничиться одним-единственным. Я трижды встряхиваю шар и жду ответа: Перспективы неутешительные.

Жужжит телефон.

ЭЛЛЕН: Только вышла с работы. Все ок? Ты как-то странно себя вела после ТЦ

Я решаю солгать, потому что врала уже столько раз, что сейчас останавливаться поздно.

Я: Все норм. Просто дом захвачен конкурсом красоты. Сиськи вперед, жопу назад! Бесит.

ЭЛЛЕН: Вот отстой. Хочешь, заеду?

Я: Я бы поспала

ЭЛЛЕН: Ну хорошо. Тим купил массажное масло – это пошло?

Я на секунду задумываюсь.

Я: Главное, чтобы оно не пахло сладкой ватой. Ну и мерзкие же вы! Споки.

Шестнадцать

Гнев, бурливший во мне вчера, сегодня превратился в печаль и апатию.

С какой стати я решила, будто Бо вообще мне что-то должен? Поцелуи возле мусорного бака и на парковке у заброшенной школы ничего не значат. Все, что у нас было, – это тайные встречи и пакет с нелепыми подарками, а потому тупо с моей стороны ждать от него чего-то еще.

Такие диалоги я веду сама с собой в машине по дороге на работу.

Закинув барахло в шкафчик, я молниеносно проскакиваю через кухню в зал. Заказы принимаю быстро и деловито, даже не глядя на покупателей.

Бо сверлит меня взглядом, пока собирает бургеры, стоя под нагревательными лампами, украшает упаковки никому не нужными наклейками или делает что-то еще, за что раньше всегда получал от меня одобрительную улыбку. Но сегодня я поглощена работой и смотрю куда угодно, только не на него.

Мне кажется, перемена между нами настолько явная, что ее можно потрогать руками, однако ни Маркус, ни Рон ничего не замечают – со стороны всё будто бы по-прежнему. Мой летний мирок рушится на глазах, и я единственный свидетель катастрофы.

«Вот что происходит, – думаю я, – когда тайна превращается в ложь».

После обеденного наплыва посетителей на кухне чудовищный бардак, точно там произошла нещадная пищевая битва.

Рон ищет добровольца, чтобы пополнить запасы в шкафчике со специями, и я с радостью вызываюсь помочь. Я захожу в кладовку и жду, когда захлопнется дверь, но этого не происходит – и я сразу понимаю почему.

– Привет, – говорит Бо.

Не оборачиваясь, я принимаюсь собирать с полок приправы, которые отнесу в зал.

– Послушай, – начинает он, – я собирался тебе сказать.

Я слышу, как он подходит, и уже чувствую на шее его дыхание. Он накрывает мою руку своей; кожа у него сухая от резиновых перчаток. И вот оно опять – несмотря ни на что, я снова в нем тону.

– Просто было как-то не в тему. – Он утыкается носом мне в затылок, касаясь прядей, выбившихся из хвостика. – Не злись.

– Я… Я не могу сейчас об этом говорить. – И как разговаривать с ним без поцелуев?..

Он целует меня в шею – под самым ухом, где кожа совсем нежная.

– Пожалуйста… Пожалуйста, прекрати. – Я вырываю руку и, прижав к груди пачки салфеток, столовых приборов и специй, протискиваюсь мимо него.

– Уиллоудин…

Я хочу отобрать у него свое имя. Хочу стереть тот самый миг, когда он взял и присвоил его, стереть наш первый поцелуй.

– Перестань. – Говорит он, пожалуй, слишком тихо, будто уже смирился с поражением в битве, которая еще даже не началась.

•

Ближе к закрытию, когда я занята наполнением солонок и перечниц, над дверью звенит колокольчик, и Маркус вызывается принять заказ.

– Эй! – зовет он. – Бо, твой приятель пришел.