Пышечка

Я снова поворачиваюсь к ней, благодарная за возможность отвлечься, но при этом вдруг задумываюсь о том, как именно сижу: может, если немного выпрямиться, жировые складки на спине разгладятся?

– Как она это сделала?

Аманда смеется.

– Спела ему. И сыграла на укулеле.

Внутри меня все сжимается от неловкости. Наверняка все смеялись.

– И что в итоге? – шепчу я.

– Ну, он согласился… – говорит Аманда так, будто это что-то само собой разумеющееся.

– Погоди. Серьезно?

– Он и на конкурс с ней согласился пойти. В общем, все очень мило. А еще он поцеловал ее в щечку. Со мной такого никогда не случалось.

Пока тянется урок, я прикидываю, до какой степени мне следует считать себя свиньей. Ведь я не сомневалась, что Милли ожидает унизительный провал. Если бы она решила перед этим посоветоваться со мной, я бы назвала ее затею очень милой, но приложила бы все усилия, чтобы убедить ее не претворять идею в жизнь. Я не считаю, что она недостойна ходить на танцы с парнем, дело не в этом. Просто я не хочу, чтобы она была объектом насмешек. Никому бы этого не пожелала. Хотя Милли-то знает, что это такое. Над ней не просто смеялись – над ней ржали.

Но вы только поглядите на нее: делает что хочет, и плевать ей на чужое мнение. Мне почти больно смотреть, с какой смелостью она все это проделывает. Я как будто встретила старую подругу, с которой перестала общаться, и вдруг вспомнила, как здорово нам было вместе.

Звенит звонок, и поток учеников выносит меня из дверей.

Я слышу, как Бо обсуждает с Хосе Херрерой математику, а потом – вечеринку.

В коридоре нас останавливает стена девушек. Они стоят, держась за руки, как в игре «Цепочка».

– Простите за задержку, – говорит одна.

– Мы отнимем у вас всего минуту, – добавляет другая.

Позади них стоит Бека Коттер в крошечных джинсовых шортах, золотых балетках и большой белой футболке, завязанной на спине узлом. На футболке написано: «Пойдем со мной на танцы Сэди Хокинс…» Бека крутит в руках жезл, ожидая, пока толпа утихомирится.

Аманда стоит позади меня, подпрыгивая на цыпочках.

– От одного взгляда на ее шорты мне трусы врезаются в попу, – говорит она.

Глубоко вздохнув, Бека вдруг подбрасывает жезл в воздух, перекидывает его через плечо и ловит, причем так быстро и плавно, что за ней не уследишь. Это впечатляет, хотя то, что она вытворяет на футболе, на порядок круче. Ее выступление на шоу талантов сразит жюри наповал.

Она снова подбрасывает жезл в воздух, исполняет какое-то безумное сальто, приземляется спиной к нам, нагибается и ловит жезл у самого пола. Теперь, когда ее попа торчит кверху, всем становится очевидно, кого она приглашает. На карманах ее джинсовых шортов блестящей краской выведены буквы «Б» и «О».

Парни, выходящие с урока всемирной истории, выталкивают Бо вперед. Он ухмыляется, и мне стоит огромного труда не отвести глаз, когда Бека берет его за руку. Бо бросает взгляд в сторону, и я знаю, что он видит меня. Но на решения и размышления нет ни секунды. Он кивает. Теперь они – Бека и Бо. Бо и Бека.

Я протискиваюсь мимо Аманды и иду против потока учеников, спешащих на парковку. Не поднимая головы, я скольжу глазами по морю людских ног и так добредаю до туалета. А там падаю на колени и принимаюсь рыться в рюкзаке, пытаясь что-то найти. Телефон? Гранату?

На дне сумки лежит перманентный маркер. Я снимаю колпачок, разворачиваюсь к зеркалу и – я ведь абсолютно вменяемый человек, не правда ли? – принимаюсь писать у себя на лице.

•

Честно говоря, расписывая себе лицо, я не обдумала логистику: как я доберусь из пункта А в пункт Б? Окинув взглядом отражение, я понимаю, что пути назад нет. Даже если я очень этого захочу. Очевидно, маркер называется перманентным не случайно.

Я стремительно шагаю на парковку, прикрыв лицо волосами, как кузен Итт[17], и сверяя маршрут по тем фрагментам реальности, которые видны сквозь мои болтающиеся пряди. Господи Иисусе, только бы меня не сбила машина.

А вот и он. Идет к своей машине.

– Митч! – кричу я. – Митч!

Это плохая идея. Вообще все мои идеи без исключения можно уверенно назвать плохими.

Он оборачивается.

– Уилл? – На лице его читается глубокая обеспокоенность. – Что-то случилось? Ты в порядке?

В нескольких шагах от него я откидываю волосы назад.

Обеспокоенность Митча превращается в замешательство:

– СникоХ идэС ан медйоП?

– Черт! Я писала, глядя в зеркало.

Он опускает глаза и пытается скрыть улыбку, ковыряя гравий носком кроссовки.

– Ну так что, – спрашиваю я, – пойдем на Сэди Хокинс?

– Не знаю. – Его лицо расплывается в улыбке.

Точь-в-точь мальчишка, у которого отлегло от сердца, что о его дне рождения все-таки не забыли. Господи, я ужасный человек.

– Ты наденешь платье?

– А ты?

Он засовывает руки в карманы.

– Я пойду с тобой. – Он протягивает руку и большим пальцем пробует стереть надпись с моего лба. – Это ведь не смоется, да?

– Никогда, – говорю я.

Его глаза светятся от счастья.

Нужно было добавить «как друзья». Пойдем на Сэди Хокинс как друзья? Но уже поздно. Не буду портить ему настроение. Правда, боюсь, я затеяла все это только ради самой себя.