Раб лампы

Например, телеэкран сильнее любых аргументов способен вывести на чистую воду — врун может распинаться в одной части экрана, а в другой части зритель увидит опровергающий его видеоматериал. При этом обе части экрана будут полноправны — какая убедительнее, судить зрителю.

И если вместо привычной занавески за спиной диктора окажутся Висячие сады Семирамиды, зритель будет вправе полагать, что их до сих пор видно с балкона летнего дворца Саддама Хусейна, и именно оттуда сейчас вещает наша Валечка (Ниночка, Галочка и Игорь Леонидович).

Значит, хоть и понарошку, но мы вправе раздвинуть горизонты затхлой каморки второстепенного телеканала хотя бы за спинами его дикторов, чтобы зритель чувствовал: грядёт, и уже началось!

С этими идеями в голове и картинкой нового фона подмышкой я и пришёл в аппаратную, откуда велось дикторское вещание на четвёртый канал «Останкино», в здание напротив известного всем телецентра. Оно было построено специально к Олимпиаде-80, называлось ОТРК — Олимпийский телерадиокомплекс, — по всем правилам фортификационной науки соединялось с основным корпусом подземным переходом (между прочим, здорово пригодилось в 93-м при осаде «Останкино» большевиками) и несло на себе все признаки советской роскоши.

Это в его лабиринтах бьётся в истерике герой Фарады из «Чародеев».

Не беда, что крошечные редакционные кельи связаны муравьиными по высоте проходами. Зато в сердце здания — колоссальная лестница из белого мрамора с золотой мозаикой по стенам. Призванная символизировать поступательное движение общества, она беспрепятственно вела с первого этажа прямо на шестой, в зимний сад с попугаем.

И ещё над ней с потолка свешивалась монстроидальная белая сосуля, по форме и размеру — уд Циклопа. Поколения останкинцев бились над вопросом, что это?

Поначалу думали — кондиционер, но приходило лето, и эта догадка отпадала.

Иные предполагали, что это жгут проводов, которые после инсталляции импортного телеоборудования отечественными силами оказались лишними, свисали с потолка, вот их и закатали.

Самой правдоподобной представлялась канализационная гипотеза. С учетом уроков Чернобыля она же и самая опасная.

Видимо, разгадать энигму циклопического фаллоса в Олимпийском телерадиокомплексе предстоит будущим поколениям останкинцев.

И вот ранней осенью девяносто второго я прошел под белой сосулей ОТРК прямо в дикторскую аппаратную четвёртого канала «Останкино», тогда его название ещё писалось с малой буквы. Она располагалась в общей эфирной зоне с аппаратной программы «Время», поэтому вход преграждал особист с табельным оружием.

Я вынул новенькое удостоверение главного режиссёра — заместителя генерального директора четвёртого канала. Оно ещё робко хрустело, это был его дебют.

— Это что такое? Дирекция четвёртого канала… главный режиссёр… — сощурился охранник. — И куда вы идете?

— Как куда? В аппаратную собственного канала.

— А зачем?

— Хочу сделать там революцию.

Посмеялись.

А ведь это была сущая правда, в этот день я шел менять мир.

Правда и то, что блефовал: было опасение, что в аппартную свезли отслужившую свое рухлядь, и ни о каком хромакее речь идти не может.

Прямо с порога я понял, что аппаратная революцию выдержит. Посередине высился красавец-пульт, предназначенный, видимо, в дублеры пульту главной передачи страны — программы «Время», — а значит, при рождении умевший всё.

Но сегодня его необозримая рабочая поверхность с сотней ползунков и рычагов была покрыта ватрушками. Это полдничал выпускающий режиссёр, женщина лет сорока, работающая на выпуске программы «Время», а сюда присланная в перерыве. По-останкински — «отдиспетчированная».

В углу тихо притаилась технический директор аппаратной. Она провязывала ответственный ряд свитера для внучки. Сразу было видно, что за годы работы здесь она стала настоящим виртуозом фигурной вязки. К трем часам ждали диктора для очередного прямоэфирного включения.

Кто это будет, неясно, да и какая разница? Чем этот день отличался от остальных?

А тем, что за два часа до диктора в аппаратную пришёл я.

И с порога спросил, где операторы.

— Какие операторы? — режиссёрша даже подавилась ватрушкой. По её тону можно было понять, что уж кого-кого, а операторов в этой студии ждали меньше всего.

— Которым сегодня в три эфирить.

— Без четверти три и придут.

— Они нужны мне сейчас. Пригласите их на работу, пожалуйста.

— А вы кто?

— Новый главный режиссёр четвёртого канала.

— Мы вас не знаем, — не отрывая глаз от кропотливой работы, отозвался из угла мастер фигурной вязки.

— Это пока, — заверил я. И позвонил останкинскому начальству.

Ватрушки нехотя исчезли, вместо них так же нехотя появились два оператора-весельчака в «Пирамидах» — модной тогда варёнке с изображением верблюдов. Они были неотличимы, как Гога и Магога.

— Это новый главреж канала, — сказала им выпускающая, кивая на меня.

— Где? — не поняли ребята.

— Да вот стоит.

Пришла их очередь рассматривать мои джинсы.