Раб сердец

      Съев брюкву, Лядащие сидели к догорающего костра, стараясь согреться впрок на ночь. Иногда сонливость усиливал угар, если ветер вдувал дым в нору. Когда огонь угасал, вход завешивали пологом бывшей повозки и, натянув на себя все что можно, накрывшись всем, что есть, укладывались спать.

      Да, зима случилась не суровая, одежды было достаточно, одеял - по двое на каждого, нора без сквозняков и сырости, но мёрзли! До крупной дрожи и зубовного цокота. Одежду не снимали. Не мылись. И как-то после Нового Года (они потеряли счёт дням) Самусь внезапно осознал, что они воняют точно также, как прочие туземцы оврага.

      Очень редко Лядаший беседовал с такми же беженцами, освоившими теневой склон оврага. Они рассказывали. что будто бы им кто-то сообщал о прибытии в Рунь войск каменьградцев и отрядов леших. Что мятеж Брановых безумцев подавлен. Что трупами мятежников забиты рвы на окраинах города. Что происходят торжественные казни пленных. Что вот-вот будут восстановлены порядок, свобода и народоправие. Что в самые ближайшие дни можно будет вернуться в Поползаевск и хлопотать перед властями о возмещении нанесённого мятежом ущерба.

      Умом Лядащий понимал, что всё это - тут же сочиняемые сказки. Но в них так хотелось верить!

      К месяцу таленю людоеды сгинули. Тут же родились слухи, буто их истребило правительственное войско, снявшее осаду с Поползаевска. Но Самусь устал верить в байки и обманывать себя. Несколько раз он замечал на дороге оборванцев в лохмотьях военных кафтанов и с копьями.

      Потепление на принесло радости - по стенам и дну оврага потекли ручьи талой грязной воды. Сухого топлива для костра стало еще меньше. Тогда-то Лядащий и припомнил поговорку из своего далёкого сельского детства: «Зима-то - не напасть, весной бы не пропасть!»

      В талене прикончили последние брюкву, жир и варенье. Тогда же выяснилось, что нору придётся освещать лучиной, поскольку дочь тайком вытаскала и съела восковые свечи. И однажды, когда жена в очередной раз заскулила у догорающего костра, Самусь неожиданно для себя подумал, что её ляжки, даже изрядно похудевшей, хватило бы на неделю. И, ужаснувшись, закрыл глаза, чтобы не видеть топорика у глиняной стены.

      В цветене стали есть молодую траву и отвар из бересты с десятью ложками старой ржаной муки на четверть ведра. От травы рвало и прошибал дикий понос. Жена окончательно спятила. Дочь слегла. В норе теперь не просто было душно, но стоял тяжёлый запах больного человека.

      Овраг вызывал у Самуся бессильную ненависть. Однако и отойти далеко от него не было сил. Куда, к тому же? Ну, доберётся он до ближайшей деревни, и что? Просить кусок хлеба? Не дадут. Попытаться что-то украсть? Приколют вилами к земле. Никто не поможет.

      И вот он отважился на совершенно дикий бросок в одиночку за пять вёрст к горшечной мастерской.

      Болтали, будто здесь проходят дозоры Братства.

      ...Лядащий не заметил, как из-за полуразрушенной печи неслышно выскользнул крепкий парень в плаще с серо-зелёными разводами. Окинул скорчившегося Самуся цепким, оценивающим взгладом и исчез за углом. Только сейчас Лядащий расслышал голоса во дворе мастерской. Он встал, пошатывась и цепляясь за холодные брёвна, выбрался наружу.

      Людей в таких же серо-зелёных накидках, окружавших телегу, было около десятка. Кто-то мельком, без любопытства глянул на появившегося оборванца. Собака, сосредоточенно чесавшаяся у тележного колеса, вообще не обратила на Лядащего внимания.

      -«Рунцы. -подумал Самусь. -Брановы ратники? Скорее всего... Молодые парни, совсем не страшные. Если бы у меня был старший брат, возможно выглядел бы так же... Они не могут не пожалеть, не дать хлеба. Сухарь. Плесневую корку.»

      Он попытался улыбнуться, прижал руки к груди стал робко приближаться. Пёс перестал чесаться, его щёки дрогнули, поползли вверх, обнажая клыки.

      Один из ратников откинул плащ за спину, так что стали видны нашивки в виде луны на рукаве и груди, широко ступая пошёл навстречу. Остановив-шись в паре шагов от Лядащего спросил:

      -Кто вы такой? Откуда? Зачем здесь?

      Обращение «вы» потрясло и сломило Самуся. Из горла вырвалось длинное рыдание. Он обрушился на четвереньки и взмолился: -Добрые люди... господа мои... прошу, спасите... дочка при смерти...

      -Поднимите-ка голову, уважаемый. -с внезапным удивлением сказал ратник. -Что-то, смотрю, лицо знакомое... Откуда родом?

      -Из Смердунов... Из Больших Смердунов.

      -Вот оно как! Земляк? Надо же... А не ли Ярыги ли сын?

      -Его... Самусь...

      -Вот даже как. -повторил ратник и лицо его сменило удивлённое выражение на настороженное. Их окружали другие бойцы.  -Узнал теперь. В Поползаевск переехали, помню. И чем занимались всё это время?

      -Я... начальник отделения «Валинор-займ»... начальником был... –само собою вырвалось у Самуся.