— Рассказал бы, — спокойно отозвался Серый. Но казачонок сверкнул глазами:
— Ни за что! Хоть убей! Хоть жги!
Генка отметил, что звеньевой слегка оторопел от такого отпора. Серый неловко помолчал и вздохнул:
— Ну… правила такие… чего теперь…
Казачонок мотнул головой и отвернулся. Генка спросил:
— Ты, небось, терский?
— Ну терский, ну? — с вызовом спросил мальчишка. — А что?
— А ничего, — дружелюбно сказал Генка и хлопнул ладонью по стволу дуба. — Хорошо, что терский…
…— Значит, так, — Серый хрюкнул от переполнявших его чувств. — Рэкс, побежишь к нашим. Всё запомнил?
— Всё, звеньевой, — мальчишка подтянулся.
— Вперёд. Чтоб через три часа максимум был в селе.
Бурцев-младший тут же бесшумно исчез среди деревьев.
— Вот тут, — Серый положил на колено карту, — брошенный кор дон. Это я тебе, Ген, говорю. Он не слишком сильно в стороне от их маршрута. Сейчас рвём к нему и даём зелёную. Отвлечём их на себя постреляем, получится — ещё и уйдём. А время они так и так потеряют… За мной… бегом… марш!..
… Кордон когда-то был обширным — большой двор, колодец, жилой дом, банька, несколько сараев — но всё давно позаваливалось и обветшало. Однако для обороны место было неплохим — весь комплекс стоял на склоне, внизу которого была болотистая равнинка, а дальше — ещё один склон, спуск, где деревья росли довольно редко. Серый с удовольствием бабахнул в небо, и все четверо какое-то время с интересом смотрели, задрав головы, как в небе догорает зелёная звезда. Потом звеньевой опустил голову:
— Клир, займи позицию вон там на печи… Сверре — вон на тех
брёвнах. Вы оба будете за снайперов. Бурый — к воротам. Я тут, за углом. Расходимся и ждём. Отходить только по моей команде. Если меня шлёпнут — командует Клир, — и Серый замурлыкал, а остальные мальчишки — кроме не знавшего слов Генки — подхватили, превратив мурлыканье в настоящую песню:
Генка слушал песню и всматривался в лес. Конечно, казаки увидят "свой" сигнал, но едва ли так просто выйдут — и всё. Надо следить внимательно…
… Прошло около получаса. Становилось всё жарче, накатывал день конца июня, середина лета, считай… Генка зевнул, потряс головой, полил на неё из фляжки — и так и замер с поднятой рукой. Стоящий на выступе усатый мужик, дружелюбно улыбаясь, вытянул у него из-под локтя "Minimag" и сказал, приставив к боку мальчишки ствол своего маркёра. Большие очки придавали ему потусторонний вид:
— Слезай. Слезай-слезай… — и улыбнулся: — Пластунов задумали обмануть? Э-эхх!
Генка медлил. Серый и Бурый сидели на корточках — уже без оружия и с поднятыми руками. Их держал на прицеле второй казак. Никита, отталкивая руку третьего и тоже безоружный, нехотя сползал с развалин, на лице у него было чистейшее отчаянье. А по склону неспешно, тремя колоннами, спускались казаки.
— Гадство, — угрюмо сказал Генка. Конечно — они выслали развед ку, та обошла кордон по дуге — просто на всякий случай! — высмотрела мальчишек и атаковала с тыла. — Всё. Сдаюсь. Посторонитесь, я слезаю.
Казак посторонился…
Генка застрелил его в прыжке из выхваченного из-под мышки — с другой стороны тела, незамеченного казаком среди лохмотьев "кикиморы"! — PGP. Перекатился, передёргивая затвор, под прикрытие печки, попал во второго, охранявшего Серого и Бурого. Никита не долго думая, рухнул на третьего всей массой — и через секунду и тут тоже был окончено. Больше не обращая внимания на растерянно моргающих казаков, машинально вытиравших краску от попаданий, мальчишки расхватали оружие, разбегаясь по местам.
— Огонь! — скомандовал Серый.