Работорговец (Русские рабыни - 1)

-- Безразличным, -- опять еле подобрала слово помягче Грибанова. -Речь идет о живых людях, а не о вещах. Убийцу нужно мгновенно, уже сейчас, сию минуту нейтрализовать. В любой момент она может... может... вновь пойти на убийство этой...

-- Конышевой, -- тихо подсказала Артюхова.

-- Да. Коны...

-- Не успеет, -- оборвал ее следователь. -- Убийца сидит в ДИЗО. Убийца -- Спицына...

-- Не может быть! -- ахнула Артюхова. -- Она нервная, разболтанная девочка. Она может подраться, поскандалить, но убить...

-- В письме анонимный адресат просит ее именно об этом... Судя по тексту, просит крутой авторитет, может, даже вор в законе, -- объяснял следователь Грибановой, хотя отвечать вроде бы должен был бросившей реплику Артюховой.

По дороге сюда в рейсовом автобусе, набитом колхозниками и персоналом колонии, он готовил себя к непростому разговору с Артюховой. Ему хотелось замирения, хотелось продлить их отношения, и дело было не в том азарте охотника, который испытывает мужчина, не сумевший покорить сердце женщины и ищущий любые пути для достижения этого. В толстой, неповоротливой, по-крестьянски пугливой и сверхосторожной Артюховой он уловил то, что вообще никогда не встречал в других знакомых женщинах -- домовитость. Он вдруг остро понял, что, наверное, никогда не будет иметь лучшей жены, чем она, потому что в этой любви он еще и станет для нее чем-то вроде сына, которого она готова облизывать со всех сторон, и для которого она навеки станет рабыней. И ожидание этого сладкой истомой охватило сердце следователя. И он почти наверняка все-таки извинился бы перед ней за наглость и, получив ее прощение и, скорее всего, извинение уже за ее грубость, смог бы наладить отношения, если бы по пути в автобусе какой-то алкаш-колхозник не пристал к нему и не обозвал его тюремным вертухаем.

Следователь сцепился с ним, а никто из ехавших в автобусе колонистов не вступился за него. Все они ехали на службу по гражданке, стыдясь своей формы и своей работы, и, может быть, на его защиту тоже не встали оттого, что не хотели обозначать себя колонистами. Следователь возненавидел их всех, а поскольку Артюхова была одной из них, то и ее. Хотя она в том автобусе не ехала.

И теперь он точно знал, что ни словом никогда с ней не перемолвится.

-- А у меня тоже кое-что есть, -- загадочно проговорил подполковник.

-- По убийству? -- нахмурилась Грибанова, которой очень не нравилось, что все сидящие, кроме, пожалуй, перепуганной Артюховой, знают гораздо больше ее.

Вместо ответа подполковник повернулся с хрустом на стуле к двери и отрывисто кликнул контролера. Рыжеусый младший сержант шагнул в комнату почти мгновенно. Но не сам, а вместе с пухленькой краснощекой девчонкой, которая, словно бы сразу ослепнув от сияния звезд на погонах офицеров, потупила глаза и не поднимала их до самого конца разговора.

Контролер, видимо, хорошо помнивший сценарий подполковника, безмолвно исчез, тихо прикрыв дверь.

-- А-а, стриптизерша! -- узнала ее Грибанова. -- Я же приказала...

-- В ДИЗО она пойдет сразу после разговора, -- пояснил подполковник. -- Но до этого она ответит нам на пару вопросов. Вот скажи, пожалуйста, -- непривычно мягок стал его голос, -- ты помнишь то одеяло, что мы нашли на кровати Спицыной?

-- Да, -- почти неслышно, почти как дыхание, произнесла в пол девчонка.

-- Что значит: на кровати? -- не поняла намек Грибанова. -- Это было одеяло Спицыной...

-- Нет, -- твердо ответил подполковник. -- Это одеяло никогда не принадлежало Спицыной. Она, -- кивнул он на девчонку, -- дала показания, что на настоящем одеяле Спицыной есть черное пятно. Ряд воспитанниц подтвердил это.

-- И что же? -- насторожилась Грибанова.

Следователь казался безучастным, но сам-то он мысленно уже начал искать ответ на шараду подполковника и не хуже шахматного компьютера перерабатывал один вариант за другим и, все время отбрасывая ненужные версии, отбрасывая, отбрасывая, вдруг неожиданно даже для самого себя выкрикнул:

-- Конышева!

-- Откуда вы знаете? -- нахмуренно сдвинул маленькие, смахивающие на щетинки на кисточках художников брови подполковник.

-- Ее одеяло? -- повернулся следователь к девчонке.

Безмолвный кивок подбросил его с места, он прошелся к окну, посмотрел на забор и сетки-путанки и с не замечаемой раньше горячностью начал рассказывать то, чем хотел похвастаться перед Грибановой подполковник:

-- Конышева, понимая, что за ней идет охота, и пытаясь спастись, ночью совершила попытку побега. Ее засекли, и, чтобы замести следы, она подложила свое одеяло со следами грязи и ржавчины Спицыной...

-- Их было двое, -- обрадовался ошибке следователя подполковник.

-- Это уже не суть важно! -- выкрикнул плененный своей версией следователь. -- Видимо, Конышева догадывалась, что Спицына...

И резко смолк, сорвал очки с глаз и впился взглядом в девчонку.

-- Извините, -- так и не разгладив недоуменные морщины на лбу, вставила Артюхова. -- Но как могла Конышева подменить одеяло, если Спицына спала?