-- Вряд ли, -- врастяжку ответила она. -- Чаще всего я видела ее с Валентиной... Вот, к сожалению, фамилию забыла. Они вместе у меня в студии занимались, но у Валентины как-то ничего не получалось. Знаете, есть такие люди: они пытаются чем-то заниматься, у них ничего не выходит, а они все равно занимаются, и им, что хуже всего, кажется, что это у них получается. Валентина -- из их разряда. Я, честно говоря, на ней крест поставила после первых же занятий... А если о мальчишках... нет, вряд ли... Слишком старомодна, что ли, застенчива. У нее даже с партнером по студии, кажется, ничего не было, хотя, не буду скрывать, многие девочки к нам идут заниматься, чтобы найти жениха...
-- От гарна в мэнэ жинка! -- заполнил всю комнату криком Шкворец. -Так наелся, шо душа поет!
Мезенцев удивленно обернулся на него. Он впервые в жизни видел человека, который сумел за три-четыре минуты съесть обед из трех блюд.
-- К сожалению, я спешу, -- встала женщина.
-- Да-да, конечно, -- смутился Мезенцев.
Он так и не решился сказать о побеге Конышевой. Да имелся ли смысл говорить об этом, если на красивом и холеном лице женщины так ничего и не изменилось за время их беседы?
9
-- Он?
-- Кажется, он...
-- Когда кажется, креститься надо!
-- Тогда точно -- он...
-- Тяжелый случай! Но заднего хода нет, как у того ежа, который в одно место залез...
-- В какое?
-- Купаться будем -- покажу.
Бодрого вида пенсионер, явный знаменосец и правофланговый в молодости, с прямой спиной сидел на скамейке парка и, опершись на палку, смотрел прямо перед собой, будто просматривал интересный фильм. А перед ним ничего и не было, кроме голых деревьев, ржавой парковой ограды и проезжающих изредка по дальнему шоссе грузовиков.
Ольга и Ирина, медленно-небрежно идя по аллейке, вдруг резко свернули и сели по бокам пенсионера. Ольга сунула к его боку холодное лезвие, Ирина, как научила ее Ольга, -- палец. Только вот палец здорово дрожал.
-- Не рыпаться! -- прошипела Ольга. -- Одно движение -- и в печени дырка!
С лица знаменосца исчезла краска. Он стал похож на газету, в которой не было фотографий. Только белое поле и сотни строчек-морщинок.
-- Кто тебя заставил дать показания на Конышеву, якобы ограбившую магазин? -- выпалила Ольга, удивившись, как ловко она это сделала и к тому же без вводных матерных слов.
Знаменосец боялся даже лицо повернуть. Его больше пугало не лезвие ножа справа, а ствол пистолета, тупо тыкающийся в левый бок. Он сам когда-то, в пору службы в энкавэдэшниках на фронте, тыкал так в затылок окруженцам, выбравшимся к нашим, и стрелял, не задумываясь, потому что так было приказано свыше, но еще больше потому, что каждый вышедший оттуда выносил с собой нечто такое, за что ему, не попавшему в окружение и вообще на фронт не попавшему, было нестерпимо стыдно.
-- Ну?!
Острие прошло сквозь ткань и кольнуло иголочкой по старческой коже.
-- Меня попросили, -- все так же не поворачивая головы, ответил старик и подумал, что, наверное, и сзади, со стороны затылка, стоит кто-нибудь.
-- Кто?! -- Ольге захотелось еще дальше сунуть нож, и она еле сдержалась. Старик в профиль был похож на ее отца, во всяком случае такого, каким она его себе представляла, домысливая расплывчатый облик с единственной уцелевшей фотографии, и от этого она допрашивала его с такой яростью, словно перед ней и вправду сидел ее беглый папаша и каялся в своих грехах перед дочкой.
-- Он... он мой однополчанин... Мы вместе в танкистах, -- чуть не сказал "энкавэдэшниках", -- на одном фронте... больше года...
-- Адрес! -- потребовала Ольга.
-- Это на улице Ленина, -- сухими губами произнес старик и еле назвал номер дома и квартиры.
-- Не врешь? -- дохнула в его плоское ухо Ольга.
-- Он по дружбе попросил, -- ответил совсем не о том старик.
Тут уж, в отличие от действительно верного адреса, он врал самому себе. Не было никакой дружбы. Так, знакомство. А то, что говорил он на суде заученное по бумажке, так это не он говорил, а его страх. Не по дружбе сделал он это, а оттого, что шантажировал его знакомый, кое-какие грешки за ним знавший.
-- Запомнила? -- спросила Ольга Ирину, и ей не понравилось ее слишком растерянное лицо.
Ирина кивнула.
-- А зачем твоему дружбану она нужна была? -- вдруг засомневалась Ольга.
-- У него спросите, -- наконец-то решился старик скосить глаза вправо, на спрашивающую, и тут же пожалел об этом: настолько презрительным был взгляд девчонки.
-- Сиди на этом месте полчаса и не двигайся. За тобой будут следить, -- соврала Ольга. -- Дернешься -- дырку в башке получишь. Усек?
Старик коротко кивнул.