Рабы бессмертия

«Несколько первых страниц залило водой, чернила размыло. Не вижу смысла чтобы все описывать с самого начала, поэтому буду писать как получится.

26.04.1986 нас обесточило. Согласно протоколу аварийной ситуации все сотрудники должны покинуть лабораторию. Я как начальник службы безопасности организовал срочную эвакуацию персонала, но на поверхность успели выбраться не все. Часть сотрудников думаю вышла отсюда, но другая также как и я остались. Почему-то аварийная система блокировки этажей сработала практически сразу после сигнала и тут же прекратилась подача аварийного электропитания. Лифты заблокировало, коридоры заперты решетками, резервная линия подачи электричества больше не включилась. Нас осталось пятьдесят человек, вместе с теми кто работал на нижних уровнях. Тридцать шесть мужчин, четырнадцать женщин. Ждем помощи.

27.04.1986. Вода есть, но еда только на верхних этажах, а оттуда все ушли. Я собрал всех на этом уровне. Людей с нижнего уровня мы подняли по шахте лифта, сам короб лифта заблокировал выход наверх. Застрял на тормозах насмерть. Пытаемся разбить его, но это также и грузовой лифт, очень толстое дно, потратил все патроны на то чтобы перебить трос. Тросы перебили, но не помогло. Ждем помощи.

28.04.1986. Положение ухудшается. Несколько человек разбилось, пытаясь пролезть на свой страх и риск между коробом лифта и стеной. Они упали вниз и мы не стали их поднимать. Женщины плакали, товарищи пытались что-то сделать с решеткой. Выбить или распилить. Я знаю что это бесполезно и не тратил силы, решетка сделана из очень хорошей стали, нашли два полотна по металлу, одно сломали несколько раз, второе почти допилило один прут, но потеряло все зубы, а нам нужно было хотя бы два разреза. Вытяжки практически нет, задымление очень высокое, поэтому мы редко жжем костры. Ждем помощи и еду. Экономим силы. Сверху пока тишина.

30.04.1986. Там внизу в шахте, куда упали наши товарищи начали происходить непонятные вещи. Это нас пугает. Кто-то чавкает и вздыхает, иногда мы слышим обрывки человеческой речи. Батарейки на фонарях разрядились давно, поэтому мы иногда скидываем горящие листочки бумаги вниз, но ранее лежащих товарищей там уже нет. Товарищ Малинков, сказал что возможно это их утащили восстановившие функционирование экспериментальные образцы. Я никогда не вникал что именно тут делают ученые, это не моя работа, но я так понял что те, над кем они работали, теперь могут ходить и перемещаться самостоятельно. Да, забыл указать что на самом нижнем этаже у них был холодильник, но я считаю его моргом. Несколько женщин не выдержали, забились в истерике. Одна из них, тов. Аксенова сломала себе шею, с разгону ударившись о железную решетку. Мужчины, приготовили ножки стульев и забаррикадировали шахту лифта от этих образцов. Мне сложно называть их образцами. Будет ли помощь? Все хотят есть. Начинаем варить в химической посуде кожаные ремни.

2.05.1986. Труп женщины начал невыносимо пахнуть, мы решили бросить его вниз… наверное это была плохая идея, потому что там внизу его ждали. Когда она упала, мы отчетливо слышали, как они начали его есть. Мы сбросили им на головы пару сейфов, по-моему никого не убили. Положение очень серьезное. Трудно признаться, но мне кажется что нас забыли. Я, конечно, говорю обратное, но… наверное мне уже не верят.

4.05.1986. Один из этих образцов забрался к нам на этаж. Он укусил товарища Савина и товарища Гузеева, медицинская помощь была им оказана, но товарищ Самруков сказал мне отдельно, что инфекция у них уже есть и скоро они станут такими же как и образцы. Мы решили скинуть их в шахту лифта. Было сложно, женщины плакали и прятались в углах, сил у нас уже было мало. Мы сбросили их вниз, у них уже начинался жар и они бредили. Они плохо понимали что мы с ними делали, потому и не сопротивлялись. Те, кто был внизу не стали из есть.

5.05.1986. Жжем небольшие костры. Никто не говорит. Еще один человек, лаборант товарищ Ткаченко, покончила с собой. Что делать не знаю. Положили отдельно.

6.05.1986. Потом, когда я делал обход, я обнаружил, что группа сотрудников начала есть лаборантку, товарища Ткаченко, они жарили ее мясо на огне. Я позвал своих товарищей из службы безопасности и нам пришлось применить силу. Двое из них погибли в результате инцидента, нам пришлось сбросить их. Голова уже плохо соображает. Эта темнота и прячущиеся в ней люди странно поменялись. Женщины уже не плачут. Одна прыгнула вниз в шахту лифта. Сама. По-крайней мере, кто был рядом так сказали. Нас осталось всего около тридцати пяти человек, я не помню, кто куда делся. Должно быть больше. Может быть прячутся.

10.05.1986. А теперь самое главное. Я пишу это чтобы не сойти с ума, я должен донести это до вас, товарищи, чтобы вы возможно улучшили в будущем системы безопасности. Мои друзья и товарищи, вынуждены были поступить также как и ранее поступили другие. Им пришлось убить и есть человека, иначе они бы погибли. Я тоже ел… я тоже. Вы читаете? Я тоже ел с ними. Не знаю как но постепенно мы перестали быть товарищами, мы разделились на два лагеря. Правая часть коридора и левая. Мы воровали людей из той части, они из нашей. Я специально не называю фамилии, чтобы вы не думали, что я кого-то осуждаю. Мы стали как животные, мы следили друг за другом, кто забоится, кто даст слабину, кому будет тяжелее всего ходить. Это… это… не передать словами, как все поменялось. Про помощь теперь никто не думает. Почти не разговариваем. Если бы не часы, я бы думал что мы здесь уже несколько месяцев, но мы всего лишь пятнадцать дней. Эта темнота что-то делает с нами… со мной, я как будто чувствую что в ней делается. Это скорее всего из-за недостатка света или галлюцинации от голода. Устал. Я слышу что нас становится меньше.

13.05.1986. Сегодня поднялись, те кто был внизу. Образцы… не люди. Мертвецы со стеклянными глазами, они были медленны, но мы слабы. Обоим концам коридора пришлось объединится чтобы сбросить их вниз. Это было… это было… не могу как это назвать. Это не было страшно, это была борьба в темноте и молчании, мы били их ножками от стульев, они кусали нас. Оказывается у всех были ножки или прутья. У женщин заточенные стальные спицы, они не помогали практически, но я понял что теперь каждый за себя. Есть то кого укусили, понимаем что они инфицированы, но мне уже все равно с какой стороны мы встанем завтра с их стороны или со своей. Все стало просто для понимания. От голода, темноты и постоянного страха быть съеденным мы превратились в злобных, затравленных и подозревающих друг друга в чем угодно существ. Нам пришлось съесть еще одного человека, чтобы хоть как-то поддержать силы.

15.05.1986. Невероятно сложно лежать одному в темноте.

16.05.1986. Случилось что-то страшное, мы вдруг все поддались какому-то приступу паники, ужаса и жестокости. Мы начали убивать друг друга, в темноте. Я слышал, как люди прыгали друг на друга, били по головам, били головами об углы, об полы, мы кусали друг друга как те самые образцы, уже даже ели друг друга живьем. Каждый старался убить другого, потому что другой мог начать делать это раньше. Все разбились по отдельным кабинетам.

18.05.1986. Засады. Особенно много засад в конце коридора у туалетов, где все еще есть вода. Это очень плохо. Огонь никто не разводит, чтобы к нему не пришли, но кто-то регулярно не выдерживает и идет к воде, после чего там начинается бой, кто-то один побеждает и ест побежденного. Мы давно перестали говорить друг с другом, возможно потому что стыдно что его опознают, по крайней мере мне было стыдно. Я не хотел чтобы кто-то знал, что я все еще жив и понимал, почему именно я все еще жив. Вы все понимаете, какой ценой мне, приходилось оставаться в живых. Я крепкий, ко мне никто не приходит. Я дважды ходил за водой. Я чувствую как они прячутся за стенами. Их не много, они смотрят мне в спину когда я иду. Нас осталось всего четыре человека.

21.05.1986. К нам пришли образцы. Я разжег огонь, потому что уже не зачем прятаться. Я жду их… этих побритых на лысо голых мертвецов со стеклянными глазами. Жду их как избавления и справедливое возмездие за то что я сделал. Когда я разжег огонь я увидел кого именно я убивал и ел… простите меня. Это были мои друзья и товарищи». На бумаге отчетливыми кругами видны были пересохшие пятна слез. «Но мертвецы не тронули меня, они пошли и начали есть остальных моих коллег и друзей. Я понял что я тоже инфицирован, но теперь остался один вместе с ними… с этими мертвецами. Это мое наказание. Я пошел с ними есть, я вырывал у них еду, то что было проще всего разжевать. Зубы шатались. Среди этих мертвецов я увидел и уже новых, это были те, кого мы первыми скинули в шахту. Они не помнили ничего, я разговаривал с ними, но они ничего не говорили.

22.05.1986. Я знаю что здесь готовили какой-то вирус который поможет человеку стать сильным, избавиться от всех болезней и победить старость и я вижу теперь что он победил даже смерть, но не смерть человека а свою. И еще я вижу, что он гуманнее чем мы сами, он не уничтожает себе подобных. Я не знаю как они понимают что я тоже заражен, но…

Когда я жгу костер они приходят сюда в эту комнату и стоят и смотрят на меня. Они и сейчас напротив. Безмолвные участники всех наших битв. Их становится больше. Каждый день приходит кто-то еще, те, кого недоели, те, кого не нашли между завалами оборудования. Я не знаю сколько может еще выдерживать моя психика, но я смотрю на фотографию своего ребенка, своей Дарьи… она так похожа на мать. Я так люблю их обеих… не могу смотреть долго, начинают душить слезы, истерика и мучения. Неужели я превращусь вот в это? В то, что стоит недвижимо передо мной, не дыша и не подрагивая, не разлагаясь и не кровоточа? Неужели меня когда-нибудь достанут отсюда и покажут родным? Покажут дочери? Нет! НЕТ! Это недопустимо!

25.05.1986. Я знаю что я сделаю, я вспомнил и нашел, там на нижних этажах инъекцию против этого вируса. Если я правильно понимал о его разработках, то он также сделан из другого вируса, который полностью уничтожает этот, по крайней мере на образцах с человеком… и это хорошо. Потому что если я умру вдруг, то я встану как они, а я не хочу. Я умру как человек, окончательно и бесповоротно. Там внизу тоже разрушено, но значительно меньше чем здесь, там возможно было бы возможно жить еще. Но как долго? Есть уже больше некого, я пробовал есть их, но меня вырвало, есть такое ни в сыром, ни в жаренном виде невозможно. Горькое, отвратительное, мне есть с чем сравнить.

26.05.1986. Итак, товарищи, вот она инъекция, я нашел ее. Я бы вколол ее себе там, но мой дневник я оставил здесь. Я рад что снова нашел ежедневник и могу хоть с кем-то делиться тем что здесь произошло. Сил не было, но мысль о том что я не запишу последнее не позволяла мне закончить все там на нижнем ярусе. Я вернулся сюда чтобы написать это. Не в моем положении сейчас бороться за жизнь, поверьте в моем положении надо бороться за смерть. Никогда бы не поверил что такое возможно. Я написал пароль на сейфе, 6996, ставлю шифр это для того, чтобы в безумии не открыть и не уничтожить запись, если вдруг смерть не примет меня. Дочь, жена… мне так тяжело было когда я думал что не умру. Теперь же, зная что у меня есть то что убьет меня наверняка и это счастье. Я люблю вас. Я всегда вас любил. Надеюсь что вы меня больше не увидите. Прощайте. Псарас Лука Агапитович».