Рабы бессмертия

Для страховки обвязавшись веревками, Трофим спустился по самодельной веревочной лестнице на один уровень вниз. Освещение в нем также было недостаточным, но широкий коридор, широкие двери, стоящие далеко друг от друга показывали совсем другую планировку этажа. Аномалий не наблюдалось. Теперь здесь не было множества однообразных комнат. Длинный стометровый коридор имел по несколько больших залов с очень громоздким оборудованием, больше похожим на стеклянные саркофаги с подведенными к ним кабелями и шлангами. Осмотрев несколько из них ученый понял что в каждом саркофаге ранее целиком помещался человек к которому подводилось и питание и кислород. Анатомически приспособленная резиновая подложка и герметичная камера указывала на то что возможно испытуемый или подопытный находился в жидкости. Размах научного и технического потенциала впечатлял. В современное время оборудование на Янтаре, казалось намного скромнее чем эти покрытые пылью стеклянные саркофаги и допотопные панели с лампочками и большими квадратными кнопками. Один из саркофагов не был открыт и лежащее в ней превратилось в сплошную бурую массу, занявшую весь предоставленный объем. Трофим догадывался что эта за масса, но будучи человеком науки предпочитал не полагаться на догадки, особенно в таких случаях. Следующий зал был чуть поменьше и стеклянные саркофаги также были меньше, кроме них были также совсем маленькие. Очевидно здесь производились эксперименты над братьями нашими меньшими, собаками, обезьянами, крысами. Это также подтверждали свернувшиеся и потрескавшиеся плакаты с послойным изображением животных от кожного покрова до скелета. Следующий зал был конвейером работы над микроскопическими формами жизни. Тут Трофим узнал прототипы тех приборов, которыми они пользуются сейчас, разве что размеры были в разы больше, но сама постановка и последовательность их использования говорила о том, что десятки сотрудников передавала одну и ту же пробу, на следующий и следующий аппарат, сканируя, просматривая, изучая, замеряя состав, плотность и жизнеспособность испытуемой колонии вирусов. Это было грандиозно и недосягаемо по своим размахам. Трофим замирал в тишине, осматривая в свете налобного фонаря комбинезона утерянный размах науки. Прав был Одинцов, когда говорил что даже сейчас это оборудование наверняка не является устаревшим. По крайней мере, большую часть экспериментов можно производить прямо здесь. Целостность оставалась неподтвержденной, щелкая тумблерами включения он не добился отзыва ни от одного прибора. Вероятно на них подается питание от отдельной ветки, вряд ли за тридцать с лишним лет они все вышли из строя до такой степени. Еще один зал того же уровня. Множество запыленных и уже не прозрачных теплиц, в которых не осталось и следа от растительности, хотя не исключено что здесь не было растительности изначально, вполне возможно что здесь также разводились свои колонии микроорганизмов, над которыми в дальнейшем производились работы. Трофим тратил по нескольку часов, обходя эти конвейеры научного оборудования, только его иногда сбивающееся дыхание, поскрипывание пыли под ногами и луч фонаря нарушали многолетнюю тишину, разбитую совершенно недавно тусклыми, запыленными лампами. Везде он искал хоть какие-то записи, журналы, тетрадки, но не находил даже мест, где могли храниться записи. Очевидно секретность была настолько высока, что записи не держались на виду.