Рабы Парижа

Ей подали грязный и рваный клочок какой-то выкройки и тупое перо, служившее еще покойному Руле. Вдова догадалась плеснуть немного вина в старую, засохшую чернильницу, и Диана кое-как нацарапала:

"Завтра в два часа жду вас у ростовщика Домана.

Д".

Сложив письмо конвертиком, девушка сказала:

— Слушайте меня внимательно, тетушка Руле. Если вы хотите, чтобы ваши долги были уплачены, то сделайте так, чтобы это письмо сегодня же попало в руки господина Норберта де Шандоса. Причем так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала.

Вдова с радостью пообещала все исполнить. Ее дочь Франсуаза понесет в замок рубашку, сшитую ею по заказу одного из работников герцога, и заодно передаст письмо. Никто ничего не заподозрит.

На следующий день Норберт под проливным дождем бежал, сломя голову к адвокату.

Не успел он войти в дом, как у крыльца остановилась карета с гербами маркиза де Совенбурга. Оттуда вышла Диана, бледная, с запекшимися губами.

Доман, увидев их, мигом сообразил, какую выгоду он может извлечь из встречи влюбленных под его крышей.

— Мадемуазель, я получил письмо от кредитора вдовы Руле, — сказал он, кланяясь гостям. — Мне с большим трудом удалось уговорить его отсрочить уплату ее долга. Да где же оно? — продолжал ростовщик, делая вид, что ищет письмо на столе. — Одну минуту, господа, оно, наверное, в другой комнате.

Он вышел и закрыл за собой дверь.

Конечно же, никакого письма не было. Доману просто нужен был предлог, чтобы оставить влюбленных наедине.

Надо ли говорить, что он никуда не ушел и усердно подглядывал в щелочку, стараясь не упустить ни одного слова, ни единого жеста?

— Во имя всего святого, мадемуазель, скажите мне, что с вами случилось? — донеслись слова Норберта, и адвокат еще сильнее навострил уши.

— Неужели вы не считаете меня другом? — продолжал юноша. — Отвечайте же, не мучайте меня!

Диана молчала. Только тяжелый вздох вырвался из ее груди, а в глазах засверкали слезы.

Это повергло Норберта в полное отчаяние.

Она увидела, что молчать больше нельзя, и в нескольких словах сообщила, что отец приказал ей принять предложение одного богатого и знатного дворянина.

На юношу страшно было смотреть, настолько злость и ревность исказили его лицо.

— И вы отказались принять это предложение? — спросил он замогильным шепотом.

Но Диана не стала отвечать ему прямо. Она заговорила о своем жалком положении в семье и о невыносимом деспотизме родителей. Может ли молодая, неопытная, беззащитная девушка ослушаться своего отца и господина? Ведь ее будут мучить, унижать и преследовать до тех пор, пока она не подчинится! В крайнем же случае ее навсегда упрячут в монастырь.

— А девчонка не глупа! — одобрительно проворчал Доман у своей щелки. — Мой урок пошел ей на пользу. Впрочем, послушаем, что будет дальше…

— Но за кого же вы принимаете меня? — воскликнул Норберт с пылающими от гнева глазами. — Разве я не могу спасти вас, предложив вам свою руку? И разве эта рука давно уже не ваша? За что вы меня так обижаете? Если вы сразу же не вспомнили обо мне, то вы меня просто не любите!

— Вы ошибаетесь.

— В чем?

— Я люблю вас, — сказала Диана.

— Тогда почему же вы не обратились ко мне за помощью и защитой?

— Увы! Наши положения слишком похожи. Ведь и вы — жертва предрассудков своей семьи. Вспомните, что вы мне рассказывали о своей жизни и о той роли, к которой вас готовит отец.

Жгучей болью отдавалось в душе Норберта каждое слово девушки.

Юноша почувствовал, как в нем закипает гордая, властная, непокорная кровь герцогов де Шандосов.

— Я не ребенок и не трус, — медленно сказал он. — Ваша любовь… Твоя любовь, Диана, переродила меня. И нет в мире той силы, — продолжал он, впадая в экстаз, — которая бы смогла вырвать тебя из моих объятий!

Рыцарь упал на колени перед своей дамой и стал покрывать поцелуями ее руки.

Доман едва не завопил от восторга.

Норберт обнял девушку. Она, не имея сил защищаться, тихо молила его о пощаде.

Диана любовалась своим избранником. Как прекрасен и благороден он был в эту минуту!

Юноша постепенно пришел в себя и смущенно просил Диану стать его женой.

— Скоро уже я буду свободен и кто тогда осмелится помешать мне следовать велениям сердца?

Девушка грустно покачала головой и мягко отстранилась от Норберта.

— Знаете ли вы, что не сможете жениться против воли отца до двадцати пяти лет?

— Браво! — сказал адвокат в своей засаде. — Так вот, девочка, для чего ты его сюда позвала! Чтобы сообщить этому дурню то, что от меня же и узнала… Ничего. Тебе приятно давать уроки, ты хорошо их запоминаешь.

— Что? Я еще шесть лет должен оставаться рабом выжившего из ума старика?

— Норберт, я вас никогда не забуду.

— Вы опять меня оскорбляете! Потомок славных де Шандосов не может изменить своему слову!

— Но таков закон.

— И пускай он себе существует! В крайнем случае я вырву у отца согласие. Пусть даже силой…

При этих словах Доман с треском распахнул дверь.

Влюбленные вскрикнули от удивления: погруженные в свои чувства и мысли, они забыли о существовании адвоката.