Рабыни дьявола

Для управлявшей огромным поместьем старой девы, всегда попахивавшей конюшней, леди Мери, супруга сэра Джемса, всегда казавшаяся с ее отливающими разными цветами платьями и воздушными шляпками спустившейся с полотен Гейнсборо, была постоянным объектом изучения и удивления. Жизненные заботы, даже самые суровые, скользили, казалось, мимо ее лакированного улыбающегося изящества и изысканной учтивости, окутывавших ее, как вуалью.

Марианна, испытывавшая к ней восхищение, как и все дети к превосходным вещам, видела, как она перенесла эпидемию оспы, жертвами которой стали двое ее младших детей, и терпеливо ждала затерявшегося в морях супруга, не изменяя безмятежного выражения прелестного лица. Только немного потерявшие свой нежный цвет голубые глаза и слегка окрашенная грустью улыбка выдавали ее страдания и тоску. Это была женщина, не умевшая сгибаться и склонять голову.

Глядя на нее, Марианна часто думала, что ее мать, которую она представляла себе только по единственной миниатюре, должна была походить на нее, и она всегда радовалась приходу леди Мери.

К несчастью, ее не было в Англии во время свадьбы юной поклонницы. Тяжелая болезнь сестры призвала ее на Ямайку, где ей пришлось взять в руки управление большой плантацией. Ее муж тогда находился на Мальте, а старший сын тоже в море. Марианна очень жалела об отсутствии тех, кого она считала лучшими друзьями, в числе участников события, которое ей так скоро пришлось признать катастрофой.

Если бы они присутствовали, все, возможно, произошло бы иначе и Марианне после драмы в свадебную ночь не пришлось бы искать за морем убежище, которое Кинги предоставили бы ей без малейших колебаний.

И порой в тяжелые часы, пережитые до момента, когда она наконец обрела в доме своих предков на Лилльской улице одновременно убежище и подобие семейного очага, Марианна вспоминала об этой английской семье, которую она, конечно, больше не увидит, раз между Великобританией и ею ныне опущен непроницаемый занавес. Она думала о них с некоторой грустью, затем мало-помалу жизненные водовороты заставили их уйти в глубины памяти, где они и оставались, слишком далеко, чтобы без побудительных причин вызвать их…

И вот внезапно они возникли в лице старого морского офицера, который всего в нескольких словах сразу восстановил разорванные связи.

И это обстоятельство поставило Марианну в трудное положение. Сэру Джемсу известно, безусловно, о ее браке с Франсисом Кранмером, но что он знает о его последствиях?

Марианна не представляла себе, как открыть ему свою подлинную, лестную, но опасную сущность, как сказать этому человеку, чью порядочность, непримиримое чувство чести и глубокую любовь к родине она знала, что перед ним та самая княгиня Сант’Анна, которую английская эскадра пыталась захватить на широте Корфу, не поставив его в затруднительное положение! Коммодор Кинг, безусловно, не будет колебаться: маленькая девочка, резвившаяся в Селтоне, исчезнет из его памяти, даже если это будет стоить ему ужасного усилия, и светлейшая посланница Наполеона окажется запертой в хорошо защищенном месте с последующим переходом в неприступную британскую тюрьму.

Поэтому она вздохнула с облегчением, когда сэр Джемс после первого волнения встречи спросил ее:

– Где вы находились все это время? После моего возвращения с Мальты я узнал, какой катастрофой закончился ваш брак, который моя жена пыталась отсоветовать вашей тетушке. Мне рассказали, что вы бежали, после того как тяжело ранили Франсиса Кранмера и убили его кузину… Но я всегда отказывался видеть в вас преступницу, ибо, по моему мнению и по мнению некоторых здравомыслящих особ, те люди не заслуживали лучшего. В обществе у них была отвратительная репутация, и надо было быть настолько слепой, как бедная леди Эллис, чтобы согласиться отдать руку такого ребенка, как вы, подобному негодяю!..

Марианна с удовлетворением улыбнулась. Она уже забыла, сколь словоохотлив был сэр Джемс. Пример довольно редкий среди англичан. Без сомнения, он этим возмещал долгое молчание, к которому вынуждала жизнь на море, и во всяком случае, он хотел также и слушать, ибо он казался достаточно осведомленным о ее бедственном браке.

– От кого вы узнали все это, сэр Джемс? От леди Мэри?

– Господи, нет! Жена вернулась только шесть месяцев назад из Кингстона. К тому же больная! Она заболела там лихорадкой, и ей надо беречь силы. Нет, та, кто рассказала вашу печальную историю, – племянница покойного лорда Четэма, леди Эстер Стенхоп. В начале прошлого года она села на этот корабль, чтобы попасть в Гибралтар. Смерть министра, ее дяди, застигла ее врасплох и доставила много неприятностей. Она решила отправиться путешествовать, посетить Средиземное море и добраться до Ближнего Востока, чей мираж притягивал ее. Я не знаю, где она находится сейчас, но в момент ее отъезда история вашей свадьбы была еще свежей, трех-четырехмесячной давности, – и служила темой для разговоров: одни жалели Франсиса Кранмера, который медленно поправлялся после ранения, другие признавали вашу правоту.