Ради тебя

Конечно, он прекрасно сознавал, что очень хорошо, что больше не надо отдавать боевых приказов, за которыми всегда стояли кровь и отнятые жизни, — эти приказы давали армии ту жестокую собранность, к которой он готовил корпус перед войной и к которой привык в войну, но, понимая, что и война-то шла, чтобы, в конечном итоге, вернуть людям естественное состояние покоя, сам он к этому покою не был готов.

Он столкнулся с Игорем как раз в эти раздвоенные дни, и встреча получилась, как он потом чувствовал, не такой, какой она должна была быть.

В узкой улочке, загораживая почти всю мостовую, уткнувшись пушками друг в друга, стояли его тридцатьчетверки, переброшенные из Берлина, чтобы раздавить немцев и в Праге и не дать им перестрелять восставших пражан.

Пономарев ехал от конца колонны к ее голове. Там то ли был митинг, то ли еще все обнимались и объяснялись, — внимание всех было устремлено туда, и ему никто не мешал — не докладывал, и он мог спокойно ехать и спокойно смотреть.

Танки стояли еще грязные, облезлые, исцарапанные пулями и осколками, не парадные, а боевые машины, только что ворвавшиеся в город. И такие же пыльные, в грязном и истрепанном обмундировании толкались возле них и сидели на них десантники. Эта колонна тоже еще была войной, но то, что предстояло быстрейшим образом привести машины и людей в порядок — вымыть, подкрасить танки; вымыть, постричь-побрить, приодеть людей — уже было миром.

До головного оставалось несколько танков, когда на одном из них, сзади башни, где в броне еще сохранилось тепло от мотора, он увидел спящего солдата, которого узнал сразу: Игорь спал рядом с башнером, уронив голову ему на бедро.

— Стой, — приказал Пономарев шоферу.

Он отодвинул командира танка, который начал было докладывать, сказав «потом», подошел и наклонился над Игорем.

Игорь был тот же, только его небритое лицо стало темнее и морщины, которые шли от носа к углам рта, были глубже.

Пономарев положил руку ему на плечо.

— Игорь! А, Игорь!

Игорь сонно ответил «м-м-м-м» и, не открывая глаз, повернул голову так, что Пономареву стало видно губную помаду, которую ему оставила какая-то пылкая чешка и которую он еще не заметил и не стер. Сказав еще раз «м-м-м», Игорь натянул воротник шинели повыше — просыпаться он не хотел.

— Ну что ж, пусть, — решил Пономарев, но башнер толкнул Игоря в бок, и Игорь сел.

Он протер кулаками глаза, поправил пилотку, отогнул воротник и спрыгнул с танка.

— Я знал, что вы выжили.

Пономарев прислонился к тридцатьчетверке.

— А я о тебе, честно говоря, не знал. — Пономареву было как-то неудобно объяснить, что он закрутился, все откладывал-переносил. Он хотел не просто найти Игоря, но и вытянуть к себе поближе, чтобы сберечь, да так и не сделал этого. Когда он вспоминал об этом, было страшно досадно на себя. — Понимаешь, потом ты был в госпитале, потом — я тут… Но главное, ты тоже живой.

— Пока живой.

— Почему пока?

Игорь поправился:

— То есть уже вообще. Мы так привыкли. Вылезаешь из блиндажа или после атаки, тебя кто-то увидит и кричит: «Ты живой?» Вот и отвечаешь: «Пока живой!»

Пономарев тоже невесело улыбнулся. А сколько миллионов не было в живых?

— Теперь — все!

— Кажется, все. — Игорь сказал это медленно. Ему хотелось сказать это уверенней.

Вокруг них собрались чехи, но они стояли между тридцатьчетверками, и два этих пахнувших соляркой, нагретым железом, кислым пороховым дымом танка, танкисты и десантники отгораживали их. Они были как на острове, на котором привыкли жить.

— Ну, что теперь?

Игорь пошевелил плечами и переступил, разминаясь.

— Не знаю. А вы?

— Поживем — увидим.

Они переглянулись и помолчали.

Пономарев отмахнулся от мысли, что чьим-то глазам их встреча может показаться театральной — дескать, генерал-победитель пожимает руку солдата-победителя.

— Ну, Игорь, пока.

— Пока, товарищ генерал.

Пономарев пошел к «виллису», но чехи на полпути перехватили его и стали обнимать, говоря много слов по-чешски и мало по-русски, и за всеми этими чужими людьми Игорь где-то потерялся. Пономарев только мельком еще раз увидел его. Рядом с Игорем стоял тот старый солдат с иконным лицом.