Таким образом, когда Роач сообщил Уайли, что на самом деле уже ознакомился с отчетом Дринкеров – и что тот доказал непричастность компании, – она была потрясена. Уайли немедленно сказала Гамильтон, а Гамильтон, не только знавшая Дринкеров лично, но и уверенная, что они будут возмущены подобным искажением полученных ими данных, сразу же написала Кэтрин Дринкер.
«Полагаете ли вы, – спрашивала она с нарочитой наивностью, – что Роедер мог посметь выпустить фальшивый отчет от вашего имени?» Кэтрин Дринкер ответила незамедлительно, что они с мужем крайне возмущены мыслью о том, что Роедер мог исказить их результаты. «Он оказался, – гневно заключила Кэтрин, – настоящим негодяем». По настоянию жены Сисл Дринкер написал Роедеру – по-прежнему, следует заметить, используя льстивые формулировки по отношению к президенту – с предложением опубликовать исследование полностью, настаивая на том, что «в ваших интересах, чтобы он был опубликован… тем самым вы убедите общественность, что сделали все возможное, чтобы разобраться в проблеме на вашем заводе».
Процесс был запущен, и Гамильтон написала Уайли, что, как ей кажется, ситуация вот-вот разрешится. Артур Роедер уж точно не мог оказаться «настолько глупым, чтобы запретить доктору Дринкеру опубликовать свой отчет».
Что ж, она недооценила наглость президента компании.
Глава 17
Артур Роедер не стал бы главой корпорации
Второго апреля 1925 года он пригласил Фредерика Хоффмана на завод в Орандже. Статистик на самом деле приходил туда два или три раза, отметив, в частности, отсутствие предупреждающих знаков о вреде смачивания кистей губами. Возможно, Роедер прислушался к рекомендациям Хоффмана, либо же дальнейшие действия стали лишь частью совершенствования мер безопасности, реализацию которых президент компании поручил Вьедту.
Как бы то ни было, во время последнего посещения завода Роедер обратил внимание Хоффмана на новые таблички в студии, приказывавшие сотрудникам не класть кисти себе в рот. Хоффман одобрил. «Они меня впечатлили, – позже говорил он, – улучшением условий труда».
Роедер знал, что делал. Он решил использовать дружелюбные отношения с Хоффманом по полной. «Хотелось бы мне вас убедить, – написал ему Роедер, – отложить публикацию работы на тему радиевого некроза». По его словам, он хотел, чтобы у Хоффмана была возможность полностью изучить этот вопрос.
Хоффман добродушно ответил: «Хочу выразить вам свою искреннюю признательность в отношении вашей любезности ко мне в ходе моего визита, а также сочувствие по поводу той неприятной ситуации, в которой вы оказались». Тем не менее Роедер немного опоздал. «Насколько мне известно, выдержка [из моей работы] была предоставлена какое-то время назад Американской ассоциации врачей с целью включения ее в учебник, который уже отдан в печать… Дальнейшая судьба статьи не в моих руках». Хоффман добавил, что согласился также предоставить Бюро трудовой статистики – государственному агентству под руководством Этебельта Стюарта – копию своего отчета.
Можно только представить себе реакцию Роедера на подобное известие – хотя он аккуратно пробовал развеять опасения и в бюро. Когда Свен Кьяер спросил той весной Роедера насчет Маргариты Карлоу, тот заявил, что «не считает, будто ее недуг каким-либо образом связан с работой на фабрике; на самом деле это, скорее всего, попытка взвалить вину [на фирму]».
Что ж, по крайней мере эта девчонка Карлоу дала ему повод отвадить Джона Роача. Услышав, что в предоставленном фирмой отчете были скрыты важные факты, тот немедленно запросил полный экземпляр исследования. Роедер же ответил, что из-за иска Карлоу «данным вопросом теперь занимаются адвокаты из Нью-Джерси, фирма
Теперь, однако, ситуация стремительно выходила из-под контроля. Дринкер начал терять терпение из-за постоянных отговорок Роедера и написал напрямую Роачу, чтобы узнать, что именно компания сообщила по поводу его исследования. Роач переслал ему письмо от Вьедта, датированное 18 июня 1924 года, – и Дринкер был ошарашен, убедившись, что, как и сказала его жене Гамильтон, компания соврала. «Корпорация