Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

Соперничество между Бжезинским и Вэнсом выливалось в совершенно противоречивые инструкции Тегерану. Салливан требовал от шаха либерализации, Бжезинский – силовой политики. В итоге, по рассказу Пречта, шах не знал, кого ему слушать: «Шах, бедный парень, был смущен противоречивыми советами»³⁴. Позже Салливан в своей книге «Миссия в Иран» обвинит в неэффективности работы тегеранского посольства Бжезинского³⁵. Сам шах «состоявшийся в итоге в начале ноября знаменитый звонок Бжезинского с выражением слов поддержки» оценил в своих мемуарах немногим выше, чем аналогичные заверения Салливана о «стопроцентной поддержке США» - ввиду

«забавного» отсутствия подтверждения данных слов из Вашингтона³⁶.

Существующая версия о прошахской позиции Бжезинского входит в противоречие и с антишахской позицией его соратников в СНБ – в том числе его помощника Дэвида Аарона, Роберта Хантера, Джессики Тачмен³⁷. И не кто иной, как Бжезинский³⁸, просил уже упомянутого Болла, известного негативным отношением к режиму шаха, стать главой специальной комиссии СНБ по Ирану.

Изменение западной политики в отношении Ирана вызвало озабоченность советского руководства. В ноябре 1978 г. Генсек ЦК КПСС Л.И.Брежнев в газете «Правда» предостерег западные державы, и в особенности США, от вмешательства во внутренние дела Ирана³⁹

.

Данное советское предостережение возымело нулевой эффект. В декабре 1978 г. «Вашингтон пост» сообщила, что в своем секретном докладе Джордж Болл требует отказа шаха от абсолютной власти, призывая к созданию гражданского коалиционного правительства, включающего оппозиционных лидеров. США предлагалось отвести роль арбитра между правительством и шахом и утвердить американское долгосрочное экономическое присутствие в Иране⁴⁰.

В конце декабря 1978 г. в Тегеран прибыл бывший глава британского МИДа Джордж Браун, передавший шаху настойчивое предложение назначить премьер-министром Бахтияра. Позже шах напишет, что «согласился назначить Бахтияра, которого всегда полагал англофилом и агентом Бритиш Петролеум, под иностранным давлением, после встречи с лордом Джорджем Брауном»⁴¹ . Таким образом, кресло премьер-министра Ирана занял крупный оппозиционный лидер.

Подчеркнем, что решение об уходе шаха было, безусловно, принято не только в Вашингтоне. Известна, в том числе, негативная роль в падении шахского режима британского посла Энтони Парсонса, с которым, по свидетельству шаха, Салливан постоянно в данный период появлялся вместе⁴².

Позиция Франции, в октябре 1978 г. разрешившей Хомейни пребывание на своей территории, также глубоко неоднозначна.

26-28 декабря 1978 г. по поручению Жискар д'Эстена в Тегеране с секретной миссией побывал бывший министр внутренних дел Франции Мишель Понятовски. Как сообщил этот эмиссар в секретной записке в Париж (опубликованной Жискар д'Эстеном в приложениях к его мемуарам), шах был в курсе планируемого предательства американцев. В том числе того, что Салливан уже вступил в «секретные переговоры с лидерами иранской оппозиции по вопросу формирования нового правительства»⁴³ .

В мемуарах тогдашнего главы французской Службы Внешней документации и контршпионажа (ныне СДСЕ) графа Александра де Маранша содержится утверждение о том, что его страна сделала шаху весьма экзотичное предложение – «организовать для Хомейни несчастный случай с летальным исходом». Однако шах отклонил вариант убийства, сказав, что это сделало бы Хомейни мучеником⁴⁴.

Как докладывал Понятовски в своей секретной записке, шах отмечал, что даже изгнание Хомейни из Франции могло бы послужить для иранской ситуации «последней искрой». Вместе с тем вариант высылки Хомейни в Алжир не отвергался шахом однозначно. Однако правитель Ирана не хотел официально подтверждать свое согласие на данную операцию и «полностью полагался на мудрость Франции»⁴⁵. Узнав об этом, французский министр внутренних дел, по воспоминаниям Жискар д'Эстена, «испытал облегчение»⁴⁶

, ведь руководство страны вряд ли на самом деле собиралось высылать главного врага верного «друга Франции»⁴¹.

Окончательное решение о необходимости «скорейшего ухода шаха» было принято в декабре 1978 г. на американо-франко-германо-британском саммите в Гваделупе.

Картер утверждал в мемуарах о полном «единодушии» собравшихся лидеров четырех держав в данном вопросе⁴⁸.