Радость и страх

- Но я... это не истерика, - лепечет Табита. - Просто очень смешно... Надо же, чтоб все так сразу.

Ей подносят стакан. Она хочет отказаться, но выпивает, чтобы не обидеть того молодого человека, который бегал за бренди. "Благодарю вас, вы очень любезны". Но смех захлестывает ее, как волна. Опять она - та школьница, что безудержнее всех хихикала в воскресной школе. Этот смех поднимает ее, несет, растворяет ее волю, ее гнев. Сквозь слезы она пытается объяснить: Но я не... это не... это просто... ужасно смешно.

Ее усаживают в кэб, и кэбмен, ворча, но втайне довольный, что обошлось без полиции, везет ее домой, помогает подняться по лестнице. Мэнклоу, трудившийся за столом над рисунками, встает с места, удивленно скаля зубы, и при виде его Табиту опять разбирает смех.

- Стерика, - кратко поясняет кэбмен. - Упала дамочка, ушиблась. - Он доводит Табиту до постели и проворно скрывается.

Табита смеясь уверяет Мэнклоу: - Да это не... Я не... просто, что все так сразу.

Мэнклоу достал виски, и она опять выпивает. Он подсаживается к ней, обнимает за плечи. - А ну-ка, рассказывайте.

И Табита смеясь рассказывает: - Сначала Дик меня ударил. А потом ушел, бросил меня. А потом я хотела броситься под поезд, но упала, и вот, полюбуйтесь. Хороша?

- Бедная Тибби. Так вы говорите, Дик ушел?

- Да, и я рада. Я его ненавижу.

Мэнклоу утешает ее. - Вы знаете, Тибби, я просто не мог понять, как вы терпите этого хама. Так с вами обращаться, да еще когда вы в таком положении... Да, я знаю. Не хотел, да услышал. Мало что свинья, но и дурак - пренебречь такой женщиной. - Голос его звенит от презрения. - Круглый дурак.

- Да, я его ненавижу, не хочу его больше видеть.

- И правильно. Вам ничего не стоит найти что-нибудь и получше.

Табита заметила, что он радостно оживлен, но не придает этому значения. Смех утомил ее, лишил сил, но и согрел. Она ощущает тепло, приятное тепло, как бывает, когда выздоравливаешь и температура ниже нормальной, но кровь уже побежала по жилам. И это животное тепло передается душе. Она с удовольствием чувствует на плече руку Мэнклоу. Она благодарна за то, как он ловко, впору женщине, стягивает с нее платье, снимает туфли, обмывает ей лицо и руки, укрывает ее перинкой.

- Сейчас сбегаю в кафе, устрою, чтобы вас на сегодня освободили.

- Но я не хочу туда возвращаться.

- Не стоит, пожалуй, так сразу бросать работу.

Она лениво думает: "О деньгах печется", но не испытывает ни удивления, ни гнева. Ей только забавно, и чувство это беззлобное. Она улыбается при мысли, что этот отвратный Мэнклоу рассчитывает на ее заработки. "Да еще оба глаза подбиты! Что-то они там в кафе подумают".

Но Мэнклоу все уладил. Через сутки Табита опять сидит на эстраде, колотит по клавишам. Просто ее посадили спиной к столикам и замаскировали горшками с папоротником. Теперь все это уже не кажется ей забавным. Голова болит, поташнивает, и никакими словами не выразить отвращения, которое вызывает в ней дешевенький рояль и дешевенькие мотивы, игранные-переигранные. Тепло, родившееся тогда от беспричинного смеха, уже не отрадно, оно жжет как огонь. Она уже не помышляет о самоубийстве, ей даже непонятно, как она могла принять такое решение, ведь для Дика, как она теперь говорит, это было бы "много чести". Но она раздражена, ее снедает тревога, потому что жизнь ее лишилась цели и смысла.

Мэнклоу все так же с ней мил; к ее удивлению, он даже стал скромнее. Перебрался из своего чуланчика в комнату в соседнем доме. Почтителен безупречно и денег у нее не просит, так что в мансарде она полная хозяйка.

Табита ему благодарна, бывает ему рада. На улицу, выходить она стесняется, пока не зажили синяки и ссадины, а читать никогда особенно не любила, так что не прочь послушать его забавную болтовню.

В заботе о ее лице он заставляет ее показаться доктору. С восторгом узнает, что нос у нее не сломан, велит втирать какую-то мазь.

- Не в моем лице суть, - говорит Табита, - суть в том, что мне теперь делать. Домой я просто не могу явиться.

- Приведите в порядок лицо, - ухмыляется Мэнклоу, - там видно будет.

- Что будет видно? Вот если бы мне найти работу получше...

- Да, надо вам найти работу получше.

Неделю спустя, когда ее нос уже обрел прежнюю форму, а темные круги под глазами, по словам Мэнклоу, только усиливают их блеск, Табита, отыграв дневную порцию, спускается с эстрады, и навстречу ей встают из-за столика двое мужчин: Мэнклоу и Джобсон, приятель Сторджа.

Мэнклоу представляет ей Джобсона, тот выразительно жмет ей руку и благодарит за доставленное удовольствие. - Но я слышал, вы серьезная музыкантша, миссис Бонсер. Не надо бы вам играть в кафе...

Табита не скрывает, что работа в кафе ей противна, и Джобсон спрашивает, не согласилась бы она поиграть для его друзей, которые живут здесь в отеле. "Люди по-настоящему музыкальные, они сумеют оценить ваше искусство".

- Не такая уж я хорошая пианистка, мистер Джобсон. У меня и образование не законченное.