Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

Над спортивной площадкой университета слышался перезвон курантов. В сумерках на траве резвились стайки девушек с выпускного бала, когда Кип проходил мимо, направляясь к Маклейну, и это живописное зрелище лишь подкрепило его надежду на помощь сенатора. Когда горничная впустила его, в передней появилась Эллен, одетая для выхода.

— Здравствуйте, Эллен! — весело улыбнулся навстречу ей Кип.

— А… здравствуйте. — Лицо ее было холодным, угрюмым, как тогда, при первой их встрече.

— Мне нужно с вашим отцом повидаться. Ну а вы как поживаете?

Он ожидал увидеть ее радостную улыбку, блеск в глазах, но она, едва повернув голову, бросила на ходу:

— Благодарю вас, отлично. — И добавила: — Вряд ли отец вас примет, он нездоров. Вы узнаете, Хильда? — обратилась она к горничной и, натянув перчатки, с обычной своей надменной улыбкой сказала: — Извините, — и вышла, так, словно между ними никогда ничего не было.

Холодность Эллен неприятно удивила его. Он подумал, что, скорее всего, она держится с ним так от смущения после той встречи. Не успел он подумать об этом, как горничная повела его к спальне сенатора, откуда донесся голос Маклейна, говоривший кому-то:

— Я приму его, приму.

Сенатор Маклейн в голубой шелковой пижаме плашмя лежал на кровати, а массажистка, молодая девушка, массировала ему ноги. Его седые волосы были всклокочены, лицо посерело, отекло, только затылок розовел, как всегда. Маклейн приходил в себя после двухдневного запоя. Кипу было неприятно застать его в таком виде.

— Ну что ты на меня уставился? — проворчал сенатор. — Почему не садишься?

— Я к вам с маленькой просьбой…

— Вот и тебе от меня что-то надо. Вечно от меня все чего-то хотят.

— Это совсем пустяк, больше двух минут у вас не займет, — сказал Кип и подошел ближе. Он надеялся развеять дурное настроение сенатора, заставить его почувствовать, как они нужны друг другу.

— Мы редко видимся в последнее время, — сказал Кип, — и вы, наверно, ничего не знаете о моих делах. Я теряю работу. Сегодня у меня вышла стычка с Дженкинсом.

— Подумаешь, новость, — глухо буркнул Маклейн, уткнув голову в подушку. — У кого с Дженкинсом не бывает стычек? Если это единственная твоя неприятность, тебе повезло. — Он застонал: — Ох, как ноги сводит, совсем отнимаются. — Девушка на минуту прервала массаж, изящно держа руки наготове.

— На прошлой неделе я страшно прогорел, — сказал сенатор. — Убыток не менее миллиона долларов. А все треклятый прииск «Золотой медведь». Я сам это дело поднял. Мы продали миллион акций, взялись бурить и ничего не нашли, и тогда я предложил прекратить работы. Тут акционеры схватили меня за горло, подали в суд. Акции упали до пяти центов… — Взглянув на Кипа, сенатор заметил, какой у него удрученный вид, и сказал девушке: — Ада, принесите ему выпить. Он меня не слушает.

— Я не хочу пить, — возразил Кип. — И я вас слушаю.

Но девушка вышла, а Маклейн, широко раскинув руки, сел на кровати.

— Так вот, — продолжал он, — знаешь, что выкинул Крайтон? Пробирается он туда с инженером, начинает бурить — и находит! А сам скупает почти все акции по пять центов. Они тут же подскочили до четырех долларов. И я прогорел.

— Понимаю ваше состояние. Это ужасно. Но я вас сейчас рассмешу. Я теряю работу из-за того, что Дженкинсу взбрело в голову сделать меня борцом.

— Так-так. Дженкинс знает, чего хочет. Он может родную бабушку в чемпионы вывести.

— Это точно, — слегка оживившись, подтвердил Кип. — Он хочет из меня жулика сделать. Обеспечить контрактом победу на нескольких поединках. Словом, очередного жулика поставить. Ему и дела нет, какой это будет плевок в лицо каждому, кто приходит в гостиницу меня повидать, порадоваться, какое важное дело сделали тем, что мне помогли. — Лицо Кипа светилось верой во всех и каждого, кто приходил в гостиницу посмотреть на него.

— Если есть из чего выжать хотя бы цент, Дженкинс случая не упустит.

— Это верно.

— Чего же ты хочешь от меня?

— Он сделает, как вы скажете.

Сенатор Маклейн тяжело перекинул ноги за край кровати, поскреб пятерней седую голову, устало вздохнул. Он поднял на Кипа налитые кровью глаза с таким видом, будто ему на шею вешают тяжелый камень.

— Послушай, Кип, — сказал он, — если тебе осточертел Дженкинс, почему ты не подашься на прииски? Рудники, прииски — вот на чем стоит будущее нашей страны, вот где открываются грандиозные перспективы.

— Уехать? — в недоумении переспросил Кип.

— Конечно.

— И все бросить?

— Мне тоже приходится ездить, куда не хочется. Бывает, ночью не спишь, мечтаешь о лете, о лососях, об охоте. Но разве я могу себе позволить отправиться на рыбалку? — Сенатор походил теперь на обиженного ребенка. — Разве я могу?

— Этой работой я очень дорожу.

— В самом деле?

— Да.

— В таком случае поладь с Дженкинсом. Если он считает, что это дело прибыльное, значит, так оно и есть. Но сперва постарайся вырвать у него чек. Понял? Вот мой совет.

— Но ведь это жульничество.