Радуга тяготения

Но Кристиан не ломается, да и Павел оказывается там — вроде как. Ну, «там» не в том смысле, какой Энциан в его нынешнем состоянии рассудка станет пристально рассматривать. Но присутствует, что и говорить, вместе с потрясающим комплектом друзей, которые, судя по всему, появляются каждый раз, когда он приходит нюхать «Лёйнабензин», — такие, как, о, Мшистая Тварь, зеленее и ярче не бывает, горит ослепительнее флуорес-цента, а сегодня вечером ныкается в углу поля, робеет, то и дело ворочается младенцем… или, скажем, Водяной Гигант — гость в милю ростом, целиком сделан из текучей воды, любит танцевать, закручиваясь от талии, руки привольно вьются по всему небу. Когда люди Омбинди забрали Марию искать врача в Гамбурге, зазвучали голоса — голоса Грибковых Пигмеев, что плодятся в баках на грани между топливом и водяной подушкой, стали взывать к нему. «Павел! Omunene!Почему ж ты не вернешься повидать нас?Мы по тебе скучаем. Почему тебя не было?» Им там не очень весело — на Грани-то, состязаться с бактериями, что разъезжают по своей державе света, с этой клеточной аристократией, подбирающейся к стене углеводородов, дабы каждый оттяпал себе толику Господнего изобилья, — они опустошаются, оставляя свои отходы, зеленое журчанье, дивергентное нестабильное бормотание, слизь, что с ходом дней густеет, ядовитеет. Очень в самом деле это гнетет — быть пигмеем, скученным с тысячьми других, с сотнями тысяч, жить на другой стороне всего этого. Другой стороне, говорите? Вы о чем это? Какой еще другой стороне? Вы в смысле — в бензине? (Скученные Пигмеи, игриво и под какой-то широкоизвестный свинговый рифф:) Нет-нет, нет, нет! — Тогда, стало быть, что — в воде? (С. П.:) Нет-нет, нет, нет! — Ну так мне б кто-нибудь, пжалста, намекнул, пока я из трусов не сиганул! Мы в том смысле, объясняют Пигмеи, сближая крохотные свои головки в симметричный узор цветной капусты и сбираясь в мягкую томливую капеллу, как детки вокруг костра с Бингом Кросби в бейсболке (да, эти Leu-nahalluzinationen

[313], как известно, нормально так жуть нагоняют, жутче даже культурного шока, тут у нас мета-шок,никак не меньше, белые трехсигмен-ные лица в ритуале, чья тайна глубже, чем у северного сияния над Калахари…), мы в смысле на той стороне вообще всего, всего бактериально-углеводородно-отходного цикла. Отсюда мы видим Грань. Это долгая радуга, преимущественно — цвета индиго, если это чем-то тебе поможет, — индиго и темно-пастельно-зеленая, ирландская такая (Бинг, дирижируя, вздымает все эти мозгопромытые ирландские личики трогательным крещендо в отблесках костра) зеленя… бензиня… в средине… субмарине… стихает, потому что к этому времени Павел уже отправился к нефтеперегонке, к черту эти 2 1/2

недели добровольных мучений, люди Омбинди гонятся за ним у бойлерных труб, обмотанных стекловатой, мужчины и женщины равно пытаются его ласкать, давят с обеих сторон Вопроса Племенного Самоубийства, Энциан жалуется, слишком увлекся Ракетой, слишком заалел в своей вражде с русским, чтобы еще о ком-то, кроме себя, заботиться… а Павел тут пытался не впутываться, не лезть под дыханье Мукуру, старался всего-навсего быть хорошим человеком…

Мшистая Тварь шевелится. Она подползла гораздо ближе с тех пор, как Павел смотрел в последний раз, — это тревожит. Внезапный разлив гладкого вишневого вниз по склону горы справа (а там были горы? Откуда горы-то взялись?) и он незамедлительно понимает — это не обман и надежды нет, — что соскользнул в Север, что вдохнул дыханье первопредка — и оказался в этой ужасной земле, а он ведь наверняка знал, что так все и будет, шаг за шагом эти последние годы, отвернуть невозможно (что естьотвернуть? даже не знаю, куда и поворачивать… не знаю,

каквообще двигаться…) слишком поздно, опоздал на много миль и перемен.

И вот голова его в стальной прорези Кристиана в 300 ярдах. Как вдруг — кошмарное ветвленье: две возможности уже разлетаются со скоростью мысли — во всяком случае, новая Зона, вот она, будет стрелять Кристиан или же воздержится — прыгай, выбирай…

Энциан старается как может — сбивает ствол в сторону, речет пару неприятных слов юному мстителю. Но оба увидели эти новые ветви. Зона — снова, только что переменилась, и они уже переметнулись — в эту новую…

Они подъезжают туда, где Павел нюхает синтетический бензин на склоне безлампового бежевого холма, под танками, что бело всползают улитками к небесам, — вот он, один из самых довольных клиентов «ИГ»…

Знает ли Павел такое, чего не знаем все остальные мы? Если «ИГ» хотело, чтобы это стало прикрытием для чего-то иного, то почему не для дыханья Мукуру?