Радуйся, пока живой

Обед был богатый — с дорогой фарфоровой посудой и серебряными приборами, хрусталем и пылающими свечами. В тяжелых графинах красное вино, разные сорта водки, какие-то наливки. На первое подали горячий суп-кончоле из индюшатины, на второе — баранину, запеченную в тесте, и осетрину на вертеле — на выбор. Не считая великого множества закусок, приправ и соусов. Такой обед и в такой обстановке, разумеется, вчерашнему Леве-бомжу мог только присниться, но он безмятежно уплетал за обе щеки, нахваливал еду, не забывая обильно орошать кушанья то сладким вином, то холодной водочкой. Задумчиво поглядывал на красавицу Галю, которая задала-таки ему перцу в постели. Он уж не помнил, в какие времена такой обезьяной кувыркался с дамой. Отсюда, наверное, и аппетит. Галя скромно, не поднимая глаз, цепляла вилкой лакомые кусочки от разных блюд, мелкими глоточками прихлебывала из бокала. Нипочем не скажешь, что нимфоманка.

Догмат Юрьевич следил за Левой одобрительно, и видно было, что чем-то молодой человек пришелся ему по душе. Может быть, тем, что не задавал никаких вопросов, а может, тем, что когда Сусайло представился «психиатром фирмы», не выказал удивления, лишь вежливо кивнул: очень приятно!

За столом беседа не клеилась: как ему нравится баранина? не пережарена ли? говорит ли он по-английски? какую водку предпочитает? не стоит ли на учете в органах правопорядка? Лева отвечал исчерпывающе, стараясь соответствовать светской атмосфере застолья. Самое забавное, что несмотря на вопиющую свою чужеродносгь за этим щедрым столом, Лева действительно не испытывал стеснения, от души наслаждался небывалой едой и вином — вероятно, сказывалась все та же многолетняя практика бомжа, умеющего мгновенно адаптироваться к любой ситуации, напрочь отрезанного как от прошлого, так и от будущего, воспринимающего самый малый подарок судьбы, как манну небесную. Его вполне устраивала компания умного, явно себе на уме психиатра с чудным именем, умиляло присутствие ангелоподобной нежданной возлюбленной (не верилось, что всего час назад она трепыхалась в его объятиях, подвывая и постанывая), а уж чопорный, приветливо улыбающийся мажордом Юрий Николаевич вообще производил впечатление невесть откуда взявшегося отца родного. И опьянение, которое постепенно накатывало, было сладким и томительным, как ночная греза у теплой батареи.

Из общего культурного настроя немного выпадала Анфиса, подавальщица. Ее деревенский, простецкий облик не соответствовал аристократически-криминальной ауре застолья. Хмурая, неуклюжая, она хлопотала вокруг стола и старалась изо всех сил угодить, но все получалось у нее как-то невпопад: то пролила соус на скатерть, то опрокинула стул, а уж сколько раз задевала сидящих то локтем, то бедром — не счесть; причем при каждой неловкости тихонько и яростно материлась сквозь зубы, что Леву очень потешало. Когда она в очередной раз уронила на ковер стопку грязной посуды, Юрий Николаевич не выдержал, укорил:

— Можно как-то поаккуратнее, Анфиса? Все же не на конюшне.

— Разве ж я нарошно? Со всяким может случиться…

— Будешь лаяться, поставлю на строгача.

— Ну и ставьте. Токо рада буду от вас избавиться.

Галя захихикала, а Догмат Юрьевич пояснил Леве:

— Как ни странно, Лев Иванович, ваш приятель Су Линь этой шальной бабенке покровительствует. Чем-то ему дороги русские дебилки. Иначе Юрий Николаевич давным-давно отправил бы ее на каникулы. Я прав, Юрий Николаевич?

— Да уж, — ядовито отозвался мажордом, продолжая тем не менее доброжелательно улыбаться. — Ничего не скажешь, ценное приобретение. Одни убытки.

— Поверите ли, Лев Иванович, — продолжал Догмат Юрьевич, подкладывая себе овощного салата, — до того, как попасть сюда, Анфиса Федоровна содержала притон в Подлипках. Травка, девочки, картишки, все как положено. Вот говорят: загадочная русская душа. Мне кажется, китайская — еще загадочнее. Ввел в дом, не побоялся — и держит при кухне. Как это понимать? У вас есть объяснение?

— У меня нету, — сказал Лева. — Но я товарища Су понимаю. Анфиса женщина безвредная, открытая, что по нынешним временам большая редкость. Притом богатырского сложения, маленьких китайцев это всегда привлекает.

Психиатр остро на него взглянул.

— Вы так думаете?

— Как говорю, так и думаю, — подтвердил Лева.

— Она такая же безвредная, — возразил Юрий Николаевич, — как гадюка в лесу. Вчера чуть половину винного погребка к себе в комнату не уволокла. За ней только не догляди.

Анфиса прислушивалась к разговору с таким вниманием, что вся пошла розовыми пятнами, всплеснула руками, смахнув со стола сразу несколько блюд.

— Как же вам не стыдно, Юрий Николаевич, мать вашу за ногу, а еще пожилой человек! Да я взяла-то бутылочку вишневой наливки от насморка полечиться.

— Какой я пожилой, об этом лучше не вякай, Анфисоч-ка, — заметил мажордом с какой-то неясной, но, видимо, понятной женщине угрозой, — Во всяком случае силенок хватит, чтобы с вашей милостью управиться.

Вспыхнув до корней волос, Анфиса умчалась из гостиной, неся за собой, как шлейф, отборную матершину.