Радуйся, пока живой

Лева ответил, что слышал, но давно и толком не помнит, что это такое. Типа кроссовок? Оказалось, вовсе не кроссовки. Догмат Юрьевич его просветил. «Триада» — могущественная тайная организация, пострашнее чем «Коза но-стра» и колумбийские синдикаты вместе взятые. Когда «триада» проникает на территорию какого-нибудь государства щупальцами своих «чайна-таунов», то закрепляется там навеки. Она неискоренима и неуловима. Русская мафия со всеми ее прославленными группировками и знаменитыми авторитетами против нее все равно что плотник супротив столяра. В Москве китайских братков около сорока тысяч, но цифры сами по себе ни о чем не говорят, когда воцаряется «триада». Ее власть, незримая и неодолимая, держится на более прочном фундаменте, чем капитал.

Пока Догмат Юрьевич все это излагал, вдохновенно засветясь лицом и как будто воспарив над креслом, Лева пришел к выводу, что психиатр, хватив лишку, малость сдвинулся по фазе, поэтому позволил себе ироническое замечание:

— Любопытно бы знать, что в нашем мире может быть сильнее денег? Надоумьте дурака.

Психиатр улыбнулся чуть презрительно.

— Лев Иванович, не пытайтесь казаться умнее, чем вы есть на самом деле. Мы с вами, наверное, читали одни и те же книги, но в них не все сказано… Да, конечно, деньги правят миром. Это аксиома, ее знает любой школьник. Но есть иные способы прямого, мгновенного воздействия как на отдельного человека, так и на целые народы. Секрет этого воздействия известен «триаде».

— Товарищ Су тоже один из «триады»?

— Руководители «триады» всегда в тени… — Улыбка Догмата Юрьевича приобрела мечтательный оттенок: он словно грезил наяву, — Если бы вы или я узнали кого-нибудь из них, нас бы уже не было в живых. Впрочем, не думаю, чтобы кто-то из них решил лично наведаться в Россию. Зачем? Какой смысл? Здесь неосвоенные пространства, уготовленные для мировой радиоактивной свалки. Проблема лишь в том, чтобы очистить территорию от многочисленных популяций аборигенов, так называемых россиян. Но с этим мировое сообщество справится без помощи «триады».

Нетрезвым рассудком Лева все же уловил противоречие в рассуждениях психиатра.

— То вы пугаете какой-то «триадой», а то утверждаете, что ей в Москве делать нечего… Как-то не вяжется.

— Я сказал все, что мог, — важно заметил Догмат Юрьевич. — Правильные выводы, надеюсь, сделаете сами.

— Я их уже сделал, — признался Лева. — Еще вчера.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1. С МИРУ по нитки — ГОЛОМУ РУБАХА

Кому подфартило жить в Москве в период рыночной благодати, тот знает, что нельзя выходить на улицу по вечерам. Днем тоже, конечно, опасно, но не до такой степени. День и утро — роковое время в основном для новых русских, у них взрывают машины, их подстерегают в подъездах, отстреливают еще не опамятовавшихся после ночных развлечений из окон соседних домов киллеры, нанятые конкурирующими фирмами. Таким образом утренняя и дневная охота носит нацеленный, профессиональный характер, совсем иное дело — вечер и ночь, когда идет повальная разборка с обывателем — и уж тут не зевай. Обидно не то, что отберут кошелек, покалечат или изнасилуют: денег у обывателя кот наплакал, собственная жизнь ему не дорога, но жаль, коли не удастся дотянуть до следующих выборов, после которых обещают еще больше свободы для предпринимательской деятельности. Феномен подобного слепого оптимизма, как известно, изучается во всех крупнейших научных центрах мира, и ученые пришли к парадоксальному выводу: в облике суетливого, легковерного москвитянина в результате длительного психотропного воздействия восстановилось утерянное промежуточное звено между человеком и обезьяной, так называемый «псевдомыслящий примат вульгариус»…,

В одну из глухих майских ночей, ближе к рассвету, из-за мусорных ящиков на улице Наметкина выполз сильно подраненный мужчина, вероятно, один из неосторожных ночных гуляк. Вид у него был неопрятный. Дорогой костюм и замшевая куртка пообтрепались, один рукав полуоторван, и ткань пропиталась какой-то темной жидкостью. След за ним тянулся по асфальту, как от обожравшейся гусеницы. Кое-как мужчина добрался до стены дома, привалился к ней — и затих. Так и сидел, то задремывая, то открывая глаза, словно о чем-то глубоко задумавшись, возможно, как бывает в предсмертные минуты, о своей уходящей, по капле вытекающей с кровью жизни.

Его размышления прервало появление чумазого мальчишки-беспризорника, спозаранку выбравшегося из подвала на предутреннюю прогулку. Мальчишка приближался к раненому осторожными кругами, стараясь не попадать на освещенные места, не зная, что его ждет: добыча или пинок. Беспризорники, коих развелось в Москве тьма-тьмущая, каким-то таинственным образом, без всякой науки, переняли повадки японских нинзя и умеют передвигаться в ночи, оставаясь невидимыми и неслышимыми, подобно многим другим, не менее загадочным существам, обитающим в зачумленной, осиротевшей столице.