Радуйся, пока живой

Надо заметить, среди прочих монстров российского капитализма Зенкович выглядел безобидной фигурой. Вся его сила заключалась лишь в случайном дальнем родстве, сам по себе он никому из сильных мира сего не был конкурентом. Гуляка праздный, бабник, прожигатель жизни, этакий лишний человек конца двадцатого века. Контактный, беззлобный, готовый к любым услугам, только плати. Типичный новый русский на выпасе, с недоразвитым умишком, абсолютно лишенный нравственного чувства (в этом плане как бы и не совсем человеческое существо), но цепкий и прилипчивый, как пиявка. Должностями и наградами его не обходили (против родства не попрешь): редкий праздник Гене Попрыгунчику не вешали на грудь какой-нибудь орденок за заслуги перед отечеством, а на последнем Дне Победы дядюшка-президент в домашней обстановке лично прикрутил к лацкану пиджака знак Героя России. Главной слабостью Зенковича были женщины, но тут у него имелся такой богатый выбор, что позавидовал бы турецкий султан. Кстати, в досье отмечалось, что недавно вкусы Попрыгунчика резко изменились: прежде склонный к роскошным дамам полусвета, к знаменитым куртизанкам и оперным дивам, он вдруг душою потянулся к гниловатому женскому мясцу и не чурался снимать подружек прямо на Тверской. Однако наркотиками не злоупотреблял.

Врагов у Зенковича не было, тем более дико прозвучала весть о его похищении и требовании колоссального выкупа. Пресса и телевидение терялись в догадках, но в основном грешили на отморозков из Чечни, да еще на таинственную Марийскую группировку, возглавляемую неким Харитоном Безухим, а также, как водится, на ФСБ. Независимые журналисты сходились во мнении, что необходимо немедленно вызволить Зенковича из позорного плена, ибо речь шла о чести и достоинстве монаршего семейства, а значит, оскорблена Россия. Сперва переговоры шли туго, Москва, как обычно, надувала щеки, грозила, что не заплатит ни копейки, но никто не сомневался, что в конце концов похитители получат выкуп через Березниковского: но вдруг всю прогрессивную общественность всколыхнула страшная весть: Игната Семеновича замочили. Двое суток телевидение по всем каналам демонстрировало разбросанные по ущелью внутренности сиятельного племянника, а также отрубленную заснеженную голову с лукавым прищуром, приводя обывателя в благоговейный трепет. Официальная версия гласила: несчастный случай, халатность при спуске со скалы, но ей мало кто верил.

Каково же было удивление Сергея Петровича, когда он, заглянув после работы в ночной клуб «Невинные малютки» (исключительно по делу), наткнулся там на живого и здорового Геню Попрыгунчика, окруженного, как обычно, стайкой разбитных девиц. Лихоманов кинулся к нему, желая заключить в дружеские объятия и все еще не до конца веря своим глазам, но Геня отшатнулся и даже как будто его не узнал, что было еще удивительнее, чем воскрешение из мертвых. Как раз минувшей зимой они вместе провернули через «Русский транзит» две очень выгодные махинации, и Геня положил себе в карман кругленькую сумму, что-то около двухсот тысяч долларов. И винца перепили немало, а однажды, совсем недавно, слетали на пару в Вену на уикенд. Славно там оттянулись.

— Ты что, Попрыгун! — заревел Лихоманов в обиде. — Это же я, Сереня Чулок.

Положение исправила Галка Петрова, известная эскорт-ница с Арбата, с которой майор тоже был знаком.

— Се-ерж, дорогой, — протянула в своей заученной, вызывающе нимфоманской манере, — пойдем, кое-что расскажу.

Отошли к бару, и Галка поведала некоторые печальные обстоятельства Гениного спасения. Оказывается, при побеге он так шмякнулся головой, что в ней перепутались все шарики. Он первое время вообще никого не узнавал, но постепенно приходит в себя, и врач твердо обещал, что через несколько недель память совершенно восстановится. Сергей Петрович спросил:

— Подожди, Галь, а та чья была голова, которую по телику крутили?

— Двойник. — Проститутка многозначительно подмигнула, — Чтобы сбить со следа. Это входило в план операции.

Майор сделал вид, что поверил.

— Надо же, — сказал задумчиво. — Сколько чудес на свете, а мы живем, как дураки.

— Именно так, — согласилась красавица. — Ты, Серж, веди себя попроще, не пугай его. Он к тебе скоро привыкнет… Меня он знаешь как сначала называл?

— Как?

— Дарьей Степановной. Даже в постели. Чудно, да? Я чуть от смеха не описалась.

— Ничего удивительного… Ну а как он вообще?

— Говорю же, восстанавливается. Во всех отношениях. Я за ним приглядываю, — ткнула пальцем в потолок. — Оттуда распорядились. Может быть, поедем в Италию на лечение. Там какой-то профессор необыкновенный.

Вернулись к Попрыгунчику — и с ним Сергей Петрович пропустил по чарке, уже не набиваясь в приятельство. Зен-кович хрипло, простуженно пожаловался:

— Ничего не помогает, хоть тресни. Даже ханка.

— От чего не помогает, Игнат Семенович?

— В башке сквозит. Живу как зажмуренный. Зато Галочку сразу узнал, правда, Галочка?