Оказалось, что не зря. Корабль наполнился шорохами и стуком лапок. Мимо Платона промчалось мохнатое многоногое животное и исчезло в кактусах. За ним из корабля вырвался целый выводок таких же уродцев, которые с писком и хрюканьем разбежались кто куда. «Так», — мрачно пробормотав Платон, отошел подальше, подобрал с земли камень и кинул и шлюз. В ответ на бросок через порог перетекла плоская черная змея длиной не меньше пяти футов, внимательно изучила пришельца тусклыми глазами, облизнулась и обвилась вокруг ближайшего кактуса. «Понятно — собирается вернуться, — прокомментировал ее действия археолог. — Ждет, чтобы я ушел. Не дождется!.. Если только там, внутри, нет еще с десятка ее родственников. Какая все-таки паразитка эта Доната! Неужели так сложно было закрыть за собой люк!»
Платон брезгливо сморщил нос и вступил в душную, неприятно пахнущую полутьму. Изнутри «Бетельгейзе» являла собой не менее удручающую картину, чем снаружи. В коридоре хрустел под ногами песок, попадались обглоданные кости мелких зверюшек. Из каюты тянуло пометом. Осветительные лампы находились при последнем издыхании — еще бы, последние три месяца свет не выключали. Кондиционеры не работали вообще. Проклиная все на свете и спотыкаясь о кости, Платон почти ощупью пробрался в рубку и включил резервный аккумулятор. Ярко вспыхнул свет; через мгновение послышалось тихое гудение, и воздух стал ощутимо прохладнее. «Фууу!» — выдохнул археолог и без сил упал в кресло пилота. Несколько минут он просидел с закрытыми глазами, прислушиваясь к неровному стуку своего сердца. Когда пульс археолога пришел в норму, он потянулся и сказал самому себе: «Отлично. Лучше просто невозможно. У меня есть крыша над головой, и я не поджарюсь. А теперь приступим к осмотру». Платон поднялся на ноги и отправился в машинный отсек.
Результаты осмотра его не порадовали. Двигатель оказался в приличном состоянии, но толку от этого было немного. «Бетельгейзе» лететь не могла: корпус корабля разгерметизировался в результате жесткой посадки. Кроме того, помимо множества насекомых и пресмыкающихся, здесь явно побывали и местные мародеры. Из корабля украли все, что можно было вытащить или отломать. Пищеблок просто вырвали из стены и унесли целиком. Платон с тоской подумал о запасе крепких напитков и горячих обедах. Взломанная дверь каюты живо напомнила ему события трехмесячной давности. «Никогда я не был так близок к смерти, — невольно вздрогнув, подумал он. — Просто чудо, что мне удалось ускользнуть». Археолог заглянул в каюту и увидел, что из предметов обстановки там остался только железный остов кровати, прикрученный к полу, под которым ютилась какая-то сильвангская многоногая тварь.
— Тут работать и работать, — устало проговорил Платон, направляя на тварь парализующий луч. — Если к ночи мне не удастся очистить корабль, сюда нагрянет толпа желающих поужинать человечиной, и я не любитель сражаться на два фронта.
День Платон провел в трудах: обшаривал отсеки, выгонял мелкое зверье, проверял исправность различных корабельных систем и чинил, что мог. После полудня он выпил с полканистры воды и уснул прямо в рубке на кресле второго пилота. Проснулся он, когда солнце уже зашло за горы, с удовольствием оглядел плоды своей деятельности — чистый безопасный корабль — и вышел наружу прогуляться. Небо приобрело удивительно приятный розово-лиловый оттенок, порывы ветра уже не обжигали кожу. На кактусах опять распустились багровые цветы. «А ведь именно такой цветок утащила из моей петлицы Доната, — неожиданно подумал Платон. — Я-то все ломал голову — зачем она это сделала? А девчонка, может, просто вспомнила цветущее поле кактусов на утренней или вечерней заре».
Платон сорвал цветок с ближайшего кактуса, сунул его себе в петлицу и погрузился в раздумье. Что бы ни двигало Донатой — прилив ли сентиментальности, ностальгия по родине или другой мотив, из этого открытия следовало несколько выводов. Во-первых, подтвердилось, что Доната в этих краях не чужая. Во-вторых, ей, оказывается, свойственны человеческие чувства: по крайней мере, она любит цветы.
Небо быстро темнело, превращаясь из лилового в фиолетовое. Вдалеке над горным хребтом с пронзительными криками поднялась в воздух стая птиц. С десяток полетело в сторону «Бетельгейзе». «Что-то они крупноваты, — с неудовольствием отметил Платон, — да и крылья, похоже, перепончатые. Вообще, птицы ли это? Вернусь-ка я лучше на корабль. Надо еще решить, что делать дальше».