Район на район, или хаос юго-востока

В обычные дни по Площади Ленина и по улице Маяковского, по обоим односторонним её направлениям, прилегающим к скверу, шли машины и автобусы. Но сегодня для проведения парада эти улицы для движения машин были перекрыты.

– Ну чё, скоро двинутся, походу, – сказал Дима Пономарёв.

Непослушные тяжёлые волосы постоянно сваливались ему на глаза, и он всё время поправлял их рукой.

Народ на Площади и везде вокруг ребят оживился. Зашевелились и сами парни. Стали бросать под ноги окурки.

Они кучковались за лотерейным ларьком, под деревьями на газоне, возле примыкающей к Площади Ленина центральной почты: «ПОЧТА ТЕЛЕФОН ТЕЛЕГРАФ». Перед «Лотереей» и в других открытых местах: на асфальтированной проезжей части Площади, на автобусной остановке и на островках безопасности собирались представители отделов или конструкторских бюро городских заводов и представительств.

Ребята рассредоточились вдоль низенького, не выше колена, заборчика, отгораживающего проезжую часть Площади Ленина от тротуара и обрамляющего его по сторонам газона, вытоптанного за многолетнюю историю постоянно проводимых здесь массовых мероприятий. Они стали выглядывать знакомых в толпе демонстрантов, махать им руками, выкрикивать речовки.

К назначенному часу из сквера и всех дворов, уголков, закоулков и улочек начали стекаться люди и выстраиваться в стройную колонну на участке улицы Маяковского, ведущую в сторону Площади Ленина. Старшие колонн с табличками аббревиатур названий предприятий или отделов созывали своих сотрудников построиться. Заняв своё место в строю, люди в основной своей массе замолкали. Родители шикали, приложив палец ко рту, стараясь успокоить своих детей. Совсем маленьких брали на руки или сажали на плечи. Галдёж постепенно сходил на нет.

Посередине Площади Ленина была установлена трибуна – тыльной частью к ДК, а передней – к памятнику Николаю Егоровичу Жуковскому. Власти города, его почётные жители, руководители силовых структур и приглашённые общественные деятели по очереди произносили пламенные поздравительные и напутственные речи.

– Илюх, чё думаешь, – тихо сказал, наблюдая за происходящим на Площади, огромный по комплекции Пахом Илье Автократову по прозвищу Кран – худощавому хмурому приятелю с зализанными волосами, – если мы толпой щас мимо трибуны пройдём?

– Да хрен его знает… – задумавшись, пожал плечами Илья. – Тут же у каждого завода своё место вроде. А так-то, ваще, чё? Идея путная! – его глаза вдруг загорелись интересом. – Можно попробовать.

– Мельник, ты чё думаешь? – пихнул Пахом локтем в бок стоявшего по другую руку рослого парня со светлыми вьющимися волосами.

– Не знаю, – широко улыбаясь, ответил кудрявый блондин. – В детстве-то я любил на демонстрации ходить.

– Ну! – подтверждая свою правоту, промычал Пахомов. – И я об этом говорю. Да, Кран?

– Угу, – промычал задумчивый Илья Автократов.

Их было человек шесть – самых высоких и самых взрослых из всей группы ребят, толпившихся на газоне. Всем им было по восемнадцать лет и больше. Один из них был с густыми усами и даже слегка седоват. Автократов выглядел старше всех, кроме этого седого. Да ему и действительно было уже немного за двадцать. Хотя он и был не высоким, худым и даже чуть горбился, но явно пользовался у всех, включая старших парней, авторитетом.

– Улукбек, а ты чего скажешь? – обратился Автократов к крепкому парню лет шестнадцати-семнадцати.

– Да хрен его знает. Так-то можно вообще, – почесал Улукбек свой затылок. – Ща у пацанов спрошу.

– Ага, давай! – сказал Кран, хлопнув Костю Улукбекова по плечу. – Ну, а вы чего? – обратился он теперь ко всем старшим парням. – «Птицы» мы или где? Давай строем пройдём, а?

После долгой и нудной официальной части парада наконец заиграл оркестр, и колонна демонстрантов, оживившись, тронулась.

Люди шли, радостно махая флажками и другими атрибутами праздника, приветствуя зевак.

– А интересно – скока нас тут? – спросил Улукбеков и приподнялся на мысочки, сильно опершись руками на плечо Пономарёва, чтобы оглядеть толпу своих пацанов.

– Да хрен его знает… – начал было отвечать Дима, но, ощутив тяжесть друга на своём плече, завопил: – Костян, аккуратней! Человек двадцать, мож, – чуть оправившись от этой «ноши», навскидку предположил он. – Может, и побольше маленько.

Солдатские «коробки», колонны трудящихся, а за ними и все остальные – представители многочисленных отделов различных заводов, ведомств, образовательных, торговых и прочих заведений проходили мимо ребят, стоящих на газоне за заборчиком. Они уходили правее, возле автобусной остановки разворачивались налево и выходили на «финишную прямую» вдоль площади для прохождения у трибуны и бодро шагали мимо неё.

– Пацаны, – обратился Улукбеков к друзьям, – давай, может, тоже притулимся к кому-нить и пройдём мимо трибуны.

– Да ну… Чё, гонишь, что ль? – сморщился Пономарь. – Не кайфово…

– Гамак! Славян! Вы чё думаете? Семён! – стал спрашивать Улукбек остальных дружбанов.

– Ну… не знаю, – задумавшись, сморщил лицо Стас Семёнов.

– Слышь, Гамак? – не унимался Улукбек. – Славян?

– Ну а чё?! – задумался Витя Гамаков. – Можно.