Райотдел

— Ладно, о совести в другой раз поговорим. А ты бы, Миша, дела покачественнее расследовал. Там у тебя свидетельские показания не выверены, следственный эксперимент проведен тяп-ляп… Это же не дело, ты согласись! Решение-то вынесено, а теперь Рудаков шлет жалобы во все края и концы: за что следователь с прокурором заставляют меня платить деньги потерпевшему, если я не виноват? У моей машины в момент наезда габаритные огни были включены! Значит, виноват таксист.

Яс-сно… Ясно-ясненько… Картина такая: сначала он прекращает дело за отсутствием состава преступления. Ваня-прокурор по наущению Рафы Волкова это постановление отменяет. Отменил — а потом, кажется, был сам этому не рад. Носов выполнил тогда добросовестно все Рафины указания, папка пополнилась бумагами — и тем не менее как все было на нуле, так и осталось. Все настаивали на своих прежних показаниях. И эксперимент не внес ясности — он был, по сути, повторением первого. Надо было искать какой-то выход. И самым приемлемым казался такой: прекратить дело, но с передачей в товарищеский суд по месту работы Рудакова, водителя бензовоза. Все-таки против него говорят несколько свидетелей, а свою правоту доказывает он один. Носов вынес постановление, и майор Бормотов отправился с делом к Таскаеву. Передача в товарищеский суд — штука более капитальная, нежели обыкновенное прекращение: ее утверждает районный прокурор. И — уж это-то постановление, скрепленное его печатью и подписью, прокурор никогда не отменит, чтобы не подрывать свой авторитет. А Ваню даже областная прокуратура опасалась задевать: он мог так рыкнуть, огрызнуться в ответ, что и матерые чины чесали затылки. То постановление Ваня подписал без разговоров, ибо здравым смыслом понял бесполезность дальнейшего расследования — что от него толку, что оно может дать кроме того, что уже дало? Дальнейший ход событий тоже нетрудно представить: Рудакова вызвали на суд коллектива, и он клятвенно заверил там всех, что он — жертва поклепа и оговора, что следователь и прокурор держат сторону истинного виновника — таксиста. Конечно, давал и намеки: я ведь, мол, простой работяга, мне нечем от них откупиться! Такою же невинной жертвой он изобразил себя и перед домашними, и перед соседями — и со временем, очевидно, окончательно вошел в эту роль. Еще деталь: поскольку он выступал в постановлении главным виновником, тем самым определялось и предприятие, которое должно было платить и по искам потерпевших, и за поврежденную машину. А с кого предприятию взыскивать эти суммы? — Со своего, опять же, шофера. И без того невеликая зарплата отягощенного семьей бензовозчика грозила еще больше укоротиться, и надолго. И сам он пошел в наступление: как хотите, я не виноват, и все ваши решения неправильные! Достучался до областного управления, там затребовали дело… Ну что ж, сейчас Вадя заготовит документ, прокуратура области отменит подписанное Носовым и Таскаевым постановление, и… и что? Завертится все снова да ладом? И какой будет выход? Если истину по делу установить невозможно. Ах ты Господи, Боже ты мой…

— Ну чего ты хочешь от меня, Вадик? Хоть ты помоги мне тогда: подскажи ход, который можно еще применить при этом расследовании.

— Боюсь, что ничего нового я тебе тут подсказать не могу, все старо как мир, голубчик Миша: передопросить свидетелей, выйти с ними на место происшествия, еще раз замерить расстояния, допросить, по необходимости, понятых… Ведь на момент осмотра габаритные огни не горели, верно? Это очень, очень важно.

— Что важно?! — сорвался на крик Носов. — Что ты там глупости молотишь? Что ты там муйню порешь?! Ведь есть показания Рудакова, что он выключил огни после того, как произошел наезд!

— А самое главное, старичок, — невозмутимо втолковывал Вадя, — ты, вероятно, и сам догадываешься: надо снова проводить следственный эксперимент. И по его результатам, по новым полученным данным — отправишь дело на автодорожную экспертизу.

— Спасибо тебе, дорогой, спасибо, ценные ты мне дал указания… Сколько ты, интересно, сидел, это дело изучая? Слушай теперь меня, если ничего не смог усвоить: наезд случился в феврале. Был сильный снегопад, по справке синоптиков — она там подшита — такие даже у нас редки. Снегопад этот ночью, особенно на освещенной фарами дороге, искажает расстояния, преломляет свет фар. Ответь мне вот что: как я сейчас, в летних условиях, смогу создать обстановку, полностью соответствующую обстановке наезда? Да я даже и зимой не смогу этого сделать! Ведь не станешь же караулить такой снегопад и держать все время, наготове, две машины, да еще и свидетелей?

— Это все уже твои проблемы. Мое дело — разобраться, дать указания, отметить пробелы в следствии…

— Вы с Рафой всю плешь мне с этим делом переели… Да если там даже и есть пробелы — неужели ты всерьез думаешь, что Бормотов с райпрокурором раньше и лучше тебя их не углядели? Такие зубры! Не нам с тобой чета. И если пошли на прекращение — а Таскаев принципиальный противник всяческих прекращений — значит, действительно не видели иного выхода.