- Нет, я никогда не думала, что на нашу долю выпадет и такое испытание. Эти дни были ужасны...
- Как вы реагировали на сообщение об ультиматуме заговорщиков?
- Испытания начались для нас не с предъявления ультиматума, а раньше - в тот момент, когда 18 августа, где-то около пяти часов вечера, ко мне в комнату неожиданно вошел взволнованный Михаил Сергеевич. Он сказал: "Произошло что-то тяжкое, может быть, страшное. Медведев (бывший начальник личной охраны Президента СССР) доложил, что из Москвы прибыла группа лиц. Они уже на территории дачи, требуют встречи. Но я никого не приглашал. Поднимаю телефонную трубку - одну, вторую, третью... - все телефоны отключены. Даже красный..."
- Простите, нельзя ли пояснить, что это за красный телефон?
- Это особый аппарат Главнокомандующего Вооруженными Силами страны. "Отключена и внутренняя связь, - продолжал Михаил Сергеевич. - Это изоляция. Или даже арест, значит, заговор..."
Да, все было отключено, в том числе телевизор и радио. Ситуацию мы поняли сразу.
Помолчав, Михаил Сергеевич сказал мне: "Ни на какие авантюры, сделки я не пойду. Не поддамся на шантаж. Но нам все это может обойтись дорого. Всем, всей семье. Мы должны быть готовы ко всему..."
Я быстро позвала Ирину и Анатолия - наших детей. Сказала им о случившемся. И вот тогда мы высказали наше мнение - оно было единым, все поддержали Михаила Сергеевича: "Мы будем с тобой".
Это было очень серьезное решение. Мы знаем свою историю, ее страшные страницы...
Психологически эти двадцать или тридцать минут (когда Михаил Сергеевич стремительно вошел ко мне, когда позвали детей, когда говорили о ситуации) были очень трудными. Может быть, это был один из самых тяжких моментов. А потом, когда решение уже приняли, не только я, но все мы чувствовали какое-то как будто облегчение.
Михаил Сергеевич пошел на встречу с путчистами. Подтвердились самые худшие предположения: приехавшие сообщили о создании ГКЧП, предъявили Михаилу Сергеевичу требование о подписании им Указа о введении чрезвычайного положения в стране, передать полномочия Янаеву. Когда это было отвергнуто Михаилом Сергеевичем, ему предложили подать в отставку. Михаил Сергеевич потребовал срочно созвать Верховный Совет СССР или Съезд народных депутатов.
- Какие чувства владели Вами в те первые часы - возмущение, страх, отчаяние?
- Нет, не это. Мучила горечь предательства...
Какое-то время мы думали, что решение Михаила Сергеевича, сообщенное заговорщикам, его позиция, требования, которые он непрерывно передавал в Москву, остановят путчистов. Но уже последующие события, в том числе и проведенная 19 августа пресс-конференция членов ГКЧП, показали, что они пойдут на все.
- Вы видели пресс-конференцию по телевизору?
- Да. К вечеру 19-го после настойчивых требований удалось добиться, чтобы телевизор включили. Но атмосфера вокруг нас все время сгущалась. Мы уже находились в глухой изоляции. С территории дачи никого не выпускали и никого туда не впускали. Машины закрыли и опечатали. Самолет был угнан.
На море мы уже не видели движения гражданских судов. Знаете, обычно идут баржи, сухогрузы, другие суда. Зато появились дополнительные "сторожевики" и военные корабли.
- Когда Вы в первый раз заметили их?
- В ночь с 18 на 19 августа, примерно в половине пятого утра. И вот эти военные корабли то приближались к нашему берегу, то удалялись от него, то вообще исчезали...
Чувство нарастающей опасности заставляло действовать. Вся личная охрана Президента СССР работала практически круглосуточно. А затем часть охраны ввели и в дом. Уже рассказывалось, что мы не пользовались продуктами, доставленными после 18-го.
В ночь с 19-го на 20-е с помощью нашей видеокамеры делали записи Обращения и Заявления Михаила Сергеевича. Работали всю ночь, чтобы было несколько пленок.
Эти документы, в том числе и письменное заключение нашего врача о состоянии здоровья Президента, мы распределили среди тех, кому полностью доверяли.
- Кто эти люди?
- Я бы не хотела называть имена, чтобы не обидеть других. На даче оставалось немало людей - помощник Президента СССР, стенографистки, обслуживающий персонал... Мы отдали им пленки, чтобы они сохранили их. А потом, когда представится возможность, вынесли видеозаписи с территории и когда-нибудь предали гласности.
- То есть Вы рассчитывали на самое худшее, хотели, чтобы правда о Президенте и его семье, даже если Вас уже не будет, дошла до людей?
- Да, мы хотели именно этого.
- Теоретически заговорщики могли уничтожить всех, кто был на даче, чтобы не оставлять свидетелей...
- Но это уже сложнее... Мы выходили на территорию дачи и к морю с определенной целью - чтобы как можно больше людей видели: Президент жив и здоров... Ведь за нами вели постоянное наблюдение - со скал, со стороны моря с кораблей. Чем больше людей увидят нас, тем труднее потом будет скрыть правду... И еще: старались держаться как обычно, спокойно, чтобы морально поддержать всех, кто был вместе с нами задержан, а по сути интернирован.