Райский сад

Каждое утро он просыпался с ощущением радости, пока гнусная реальность дня не вытесняла эту радость, и тогда он принимал новый день с тем же безразличием, что и все предыдущие. Он утратил, или это ему только казалось, способность переживать за себя, и настоящую боль ему могли причинить только чужие беды. Он верил в это, не зная, что ошибается, потому что еще не понимал, насколько может измениться его собственная восприимчивость или окружающие люди. Но так ему было удобнее. Он вспомнил о девушках, и ему захотелось, чтобы они поскорее вернулись. Поплавать до обеда они уже не успеют, но ему хотелось скорее их увидеть. Он ушел в комнату, принял душ и побрился. Заканчивая бриться, он услышал шум мотора приближающейся машины и неожиданно ощутил какую-то пустоту внутри. Потом раздались их голоса и смех, он натянул чистые шорты и рубашку и вышел, не зная, что его ждет.

Все трое молча выпили по коктейлю и пообедали. Обед был вкусный, но легкий, и они запивали еду тавельским, а когда подали сыр и фрукты, Кэтрин спросила:

— Сказать ему?

— Как хочешь, — сказала девушка. Она взяла свой стакан и сделала глоток.

— Я забыла, что нужно сказать, — сказала Кэтрин. — Мы так долго собирались.

— Может быть, вспомнишь! — сказала девушка.

— Нет. Я все забыла, а жаль, это было замечательно. Дэвид налил себе еще тавельского.

— Нельзя ли по существу? — спросил он.

— Можно по существу, — сказала Кэтрин. — Вчера ты провел сиесту со мной, а потом отправился к Марите, а сегодня ты можешь сразу пойти к ней. Но я сама все испортила, и, может быть, нам провести сиесту всем вместе.

— Это уже будет не сиеста, — буркнул Дэвид.

— Да, наверное, — сказала Кэтрин. — Я сама не знаю, что говорю, но сдерживаться не умею.

В комнате он сказал Кэтрин:

— Ну ее к черту.

— Нет, Дэвид. Она хотела сделать лишь то, о чем я ее попросила.

— А ну ее…

— Это твое дело, — сказала она. — Пойди поговори с ней и, если хочешь, можешь с ней переспать, сделай одолжение.

— Нельзя ли без грубостей?

— Ты сам начал. Я просто вернула подачу, как в теннисе.

— Ну хорошо, — сказал Дэвид. — Что она должна сказать мне?

— То, что хотела сказать я, но забыла. Ну, не злись, а то я тебя не отпущу. Ты необыкновенно хорош в гневе. Иди, пока она тоже не передумала.

— К черту тебя.

— Так-то лучше. Легкомысленным ты мне нравишься больше. Поцелуй меня на прощание. Тебе пора, а то она вправду все позабудет. Видишь, какая я рассудительная и добрая.

— Ты не добрая и не рассудительная.

— Но я тебе нравлюсь.

— Да.

— Хочешь, открою один секрет?

— Что-нибудь новенькое?

— Старенькое.

— Давай.

— Тебя ничего не стоит совратить, и смотреть на это ужасно забавно.

— Тебе виднее.

— Я пошутила. Никто никого не совращает. Мы просто развлекаемся. Иди, и пусть она скажет все, пока не забыла. Иди и будь умницей, Дэвид.

Лежа на постели в комнате Мариты, в дальнем конце гостиницы, Дэвид спросил:

— Что, собственно, она хочет?

— Только то, о чем говорила вчера вечером, — сказала девушка. — У нее просто навязчивая идея.

— Ты рассказала ей, что мы были вместе?

— Нет.

— Она все знает.

— На нее подействовало?

— Ей все равно.

— Выпей вина, Дэвид, и отдохни. Мне не все равно, сказала она. — Надеюсь, ты понимаешь.

— Мне тоже, — сказал Дэвид.

Их губы встретились, он ощутил прикосновение ее тела, груди, ее раскрытых губ, и дыхание стало частым…

Глава восемнадцатая

Они лежали на пляже, и Дэвид смотрел на плывущие по небу облака и старался ни о чем не думать. Размышления до добра не доводят, и если бы он поменьше рассуждал, то, возможно, все плохое ушло бы само собой. Девушки о чем-то болтали, но он не прислушивался. Он продолжал смотреть в сентябрьское небо, а когда девушки замолчали, не поворачиваясь к ним, спросил Мариту:

— О чем ты думаешь?

— Ни о чем, — ответила она.

— Спроси меня, — сказала Кэтрин.

— Я догадываюсь, о чем ты думаешь.

— Нет, не догадываешься. Я думала о музее «Прадо».

— Ты была там? — спросил Дэвид Мариту.

— Нет еще.

— Сходим, — сказала Кэтрин. — Когда мы сможем выехать, Дэвид?

— Когда угодно, — сказал Дэвид. — Я только закончу рассказ.

— А ты бы приналег на работу.

— Я так и делаю. Скорее не получается.

— Я не имела в виду скорее.

— А я и не стану торопиться, — сказал он. — Если вам стало скучно, можете ехать вдвоем, а я присоединюсь к вам попозже.

— Я так не хочу, — сказала Марита.

— Не будь глупенькой, — сказала Кэтрин. — Он всего лишь играет в благородство.

— Нет. Вы можете ехать.

— Без тебя нам неинтересно, — сказала Кэтрин. — Сам знаешь. Мы вдвоем в Испании? Не смешно.

— Но ведь он работает, Кэтрин, — заметила Марита.

— Он может писать и в Испании, — ответила Кэтрин. — Мало ли испанских писателей работали в Испании. Будь я писателем, уверена, и мне бы писалось там легко.

— Я могу писать и в Испании, — сказал Дэвид. Когда ты хочешь ехать?

— Черт возьми, Кэтрин, — сказала Марита. — У него же работа в самом разгаре.

— Он уже пишет этот рассказ целых шесть недель, сказала Кэтрин. — Почему бы нам не переехать в Мадрид?

— Я же сказал, мы можем ехать.

— Не смей этого делать, — сказала Марита Кэтрин. — Даже не думай. У тебя совесть есть?