Райское Местечко

Вообрази, выходит на огромную сцену Борис в белом адмиральском мундире с двенадцатиструнной гитарой в руках и начинает петь. Зал замирает, боясь упустить хоть единый звук. У Бориса волшебный голос: бархатный баритон, который может взлетать к пределу слышимости высоких частот и опускаться до самых низких басов. Поет он действительно бесподобно. Мощный чистый звук и вкрадчивый нежный шепот. А внешность?… Женщины просто с ума сходят. Когда он замолкает, начинается нечто. Если бы они только визжали! Они прыгают, рыдают, теряют сознание, срывают с себя одежду! Солидные дамы дерутся за возможность пробиться к сцене и бросить охапку цветов! После одного из концертов цветы вывозили два трейлера. А записки! А признания в любви! А попытки самоубийств, по нескольку десятков в год!

— Бедные женщины, — с лукавой улыбкой продолжала Мелисса, — ни у кого из них нет ни единого шанса.

— Что, Борис кого-то сильно любит? — спросил я с замиранием сердца.

— Да, сильно любит. Но те, кого он любит, не из числа его почитательниц. Видишь ли, у всех людей вкусы разные, и иногда — очень странные. Всю жизнь Ласточка не мог пропустить ни одну, как бы это помягче выразиться, изящную девушку. Он обожает женщин эфемерных, почти бесплотных, понимаешь, я бы даже сказала, одномерных. — И Мелисса выразительно посмотрела на меня.

Я вспомнил команду Бориса, и брови мои непроизвольно поползли вверх.

— Э…

— Да, ты все правильно понял.

— М-да… Значит, они все…

— Ну, это — далеко не все. Он берет с собой в поездки только очень небольшую часть гарема.

— Да…

Тут мое богатое воображение стало рисовать мне картины одна пикантнее другой. «Интересно, как же… При такой разнице габаритов… Хотя у него встроенный антиграв… И вообще, он же селфер, тело свое может изменять в очень широких пределах! И даже… Интересно…»

Мелисса с удовольствием наблюдала смену выражений на моем лице.

— И сколько же у него девушек в гареме?

— Точно не знаю. Ты же видел, их трудно различить. Но думаю, что очень много. Наверное, все «изоляторы», все, кого он смог обнаружить. Он не случайно всегда инстинктивно тянулся к «изоляторам», они ему действительно жизненно необходимы. Как-нибудь съездим к нему на остров, и ты сам все увидишь.

— А как там обстановка? Я читал в исторических романах, что в гаремах всегда были жуткие интриги, зависть, ревность, ненависть…

— Ну, тогда просто не было селферов. Ласточка нежно любит всех своих, как он их называет, девонек, всех одинаково. И одинаково, заметь, сильно, — с усмешкой произнесла Мелисса, — он неутомим. Так что никаких обид и интриг у них в доме быть не может. Все совершенно счастливы. Это ведь главное, не правда ли?

Да, обстоятельства открылись неожиданные. Но с какой же целью Мелисса рассказала мне все это? За три дня очень пристального наблюдения за ней я пришел к выводу, что Мелисса ничего не делает и не говорит просто так, у нее всегда есть определенная цель. Может, она заметила мое неприязненное отношение к Борису, когда он появился? Конечно, как я, глупец, мог вчера вечером подумать, что Мелисса наивна и не видит моих чувств к ней? Какой я дурак! Да у меня на лице все написано. И любовь, и ревность. А про Ласточку она мне сейчас рассказала, чтобы я не ревновал ее к нему. Чтобы я знал, что у него — целый гарем одномерных девушек, и Мелисса ему не нужна, и вообще, она не в его вкусе.

«Ха! Это ничего не значит. Пусть он любит „изоляторы“, так необходимые ему. А Мелисса — „источник“, к ней он должен стремиться еще сильнее! Одно не исключает другого! И она же сама проговорилась, что Ласточка неутомим! Откуда она это знает?!!» — мои рассуждения выглядели очень логично!

«Стоп. Черт, ревность разъедает душу. Что я себе накручиваю? Ласточка вчера страшно пострадал, какая тут любовь?» Но ревность тут же возразила мне: «Ну, пострадал-то он выше пояса, да и болевые рецепторы селферы выключают по своему желанию. А Мелисса ночью сидела в его спальне…»

Хорошо, что в это время мы уже приехали в порт. А то не знаю, какие еще гадости нашептала бы мне моя ревность. Страшное чувство и очень логичное. Именно поэтому с ревностью бороться так трудно.

Наш глайдер заехал в сектор посадочного поля, предназначенный для малых кораблей. Мы проехали мимо нарядной яхты с огромной надписью «БОРИС» и множеством ярких эмблем на корпусе. В нее грузили последние баулы команды Бориса и готовились поднять трап. Вдали, на въезде на поле, показались стремительно несущиеся машины, видно, погоня «Женщин Марса» и «Женщин-ветеранов…». Да, Ласточку они упустили. А нам они были не страшны, они уже получили от Мелиссы все, что могли получить.

Мы высадились у Мелиссиной яхты и отпустили глайдер.