Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны

Провожать космонавтов в полет на предстоящих пусках не требовалось, и Гагарин решил принять участие в работе Центра управления с первого дня тренировок. Виновато улыбаясь, он признался, что в вопросах управления полетом «Союзов», особенно на участках сближения и стыковки, чувствует себя профаном. Мы его хорошо понимали: заместителю начальника ЦПК, члену ГОГУ нельзя быть пассивным зрителем. Пассивное наблюдение было не по душе такой активной натуре. Тренировки, отработка документации, разговоры с полигоном, выяснение новых замечаний и соответственно разработка рекомендаций отнимали у нас по 10 — 12 часов в день. Для восстановления работоспособности после ожесточенных споров и разбора различных ситуаций практиковались прогулки к морю. Это называлось «операция продувки мозгов морским воздухом».

Одну из таких «продувок» я совершил вместе с Гагариным. После гибели Комарова он два месяца работал в аварийной комиссии и все еще не мог смириться со случившимся.

Гагарина, так же как и меня, и других наших товарищей мучили те же вопросы, на которые тогда не было ответов. Почему мы все: его начальники и главный конструктор, министр и ВПК, в том числе и он, Гагарин, — решились на пилотируемый пуск, имея до этого подряд три аварийных беспилотных?

Вот теперь мы поступаем разумно — готовим к полету сразу два беспилотных корабля, в которых учтены ошибки предыдущих. Даже если не сможем состыковаться, то, по крайней мере, хоть на одном из кораблей проверим управляемый спуск и на обоих — доработанную парашютную систему.

— Программу, которую мы сейчас готовим, надо было осуществлять до Комарова. Тогда бы Комаров был жив и теперь мы готовили бы пилотируемые пуски, — так рассуждал Гагарин. Я соглашался с ним только наполовину. Комаров действительно был бы жив, но корабль № 4 заведомо был обречен. Если бы он был беспилотным, его бы взорвали системой АПО, потому что не было возможности вернуть его на свою территорию. Посадка на свою территорию оказалась возможной только потому, что там был Комаров, который сам обеспечил ориентацию перед выдачей тормозного импульса.

Если бы на беспилотном 7К-ОК № 4 сработала система АПО, мы, не зная о принципиальном недостатке парашютной системы, на следующем № 5 пустили бы космонавта и, вероятнее всего, конец был бы таким же трагическим.

Теперь мы поумнели. Если из двух беспилотных кораблей хотя бы один выполнит всю подготовленную нами программу, тогда можно уверенно готовить пилотируемые пуски.

Между тем с полигона к нам поступали невеселые сообщения о полосе неудач при испытаниях на ТП. То сожгли кабели в системе электропитания, перепутав полярность в испытательном оборудовании, то на заправочной станции при заправке топливом баков СКДУ на корабле № 6 подорвали мембрану в топливном клапане подачей ложной команды на пиропатроны.

24 октября Госкомиссия и все необходимые главные вылетели, наконец, на полигон. Мишин позвонил еще из Москвы, дал нам указание быть готовыми к пуску не позднее 27 октября.

25 октября Гагарин с сожалением сообщил, что вынужден нас покинуть. Его вызывают на полигон для участия в празднике строителей.

— Вот видите, — оправдывался Гагарин, — отказаться я не имею права. Строителей надо уважать, но настоящая моя работа страдает.

Без преувеличения можно сказать, что для всех людей земного шара Гагарин был личностью самой известной. Любой школьник знал, кто такой Гагарин. В то же время он совершенно не вправе был распоряжаться своим временем, своими действиями. Он получал указания об участии в многочисленных внутренних и внешних общественно-политических мероприятиях. Куда лететь, где выступать, кого приветствовать — это все ему приказывалось. И вот теперь ему даже не дали возможности провести с нами еще два дня до пуска, чтобы получить опыт работы в центре управления полетами.

Утром 27 октября мы получили команду доложить Госкомиссии о полной готовности ГОГУ и всего КИКа. В 8 часов была объявлена четырехчасовая готовность. В 12 часов 30 минут с ошибкой в две сотых секунды (!) с 31-й площадки состоялся запуск 7К-ОК № 6 -»Амура». В ТАСС было передано наименование — очередной «Космос-186».