Рандеву

Говоря «недоросль», Луи имел в виду подростков от двенадцати до восемнадцати лет, а также взрослых, которые вели себя, как подростки. Это слово, сказанное к месту или не к месту, я нередко слышала от парней.

— Чаще бывает, — заметил Антуан, — что мужчина старше, чем женщина. Наоборот редко.

— У Мадонны мужчины всегда моложе, — возразил Пьер-Антуан.

— У нее и жизнь-то ненормальная.

— А ты знаешь кого-то, у кого нормальная?

Антуан философски вздохнул:

— Никого не знаю. По крайней мере, с такими деньжищами.

Помимо своей воли я начала считать. Сколько лет Мишелю? Вопрос о возрасте парней никогда раньше не возникал, да и я ни о ком не спрашивала. Мне казалось, что Мишелю лет двадцать. Значит, на четырнадцать меньше, чем мне. Это означало, что, когда он только родился, я впервые получила разрешение пойти на поп-концерт. И, кстати, поцеловалась с мальчиком. Невероятно.

— А у вас какая разница в возрасте? — спросил Петер Эрика, быстро взглянув на меня.

Его взгляд никто не заметил, но я встревожилась еще больше.

— У нас с Симоной? Ну… — муж беспомощно взглянул на меня. — Думаю, года… два.

— Ты старше?

— Нет, Симона.

— Ага! — сказал Петер. — Так я и думал.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эрик.

— Что ты женат на женщине, которой нравятся мужчины помоложе… Возможно, совсем мальчишки.

Брови Эрика поползли вверх, он удивленно посмотрел на меня, кивнув на Петера:

— Слышала? Вот чудак!

Эрик почувствовал, что Петер затеял со мной какую-то игру. И в то же время мой муж совершенно ничего не понимал.

Надежный брак. Семейная лодка спокойно плывет по волнам моря жизни. Ни взлетов, ни падений. Отсутствие проблем и ссор. Почему же он должен что-то понимать?

Наверное, мне следовало что-то сказать. Обратить разговор в шутку, чтобы все засмеялись, а потом быстро переменить тему. Пара точных слов в нужном порядке и лицо кирпичом. Каждый, кто владеет элементарными навыками социального общения, запросто справился бы с этой задачей.

Но не я. И не сейчас.

Я встала со своего места, пошла на кухню и буквально спряталась за холодильником, пытаясь придумать, как мне вывернуться. Сбежать, как в прошлый понедельник, больше не удастся. Тогда Эрик устроил мне выволочку — сказал, что крайне невежливо просто так уходить из-за стола, ничего никому не объяснив.

Я вернулась обратно с кофейником и чашками. Потом сходила за молоком и сахаром. Садясь на место, мельком взглянула на Петера. Его губы кривились в усмешке, а взгляд я бы назвала демоническим, как пишут в плохих романах.

Луи завел разговор о своем караване, крыша которого стала протекать. Он спросил у Петера, можно ли взять кусок брезента.

Антуан, позевывая, рассказывал, что вчера очень поздно лег — у друга затянулась вечеринка.

Мало-помалу время подошло к двум. Парни поднялись из-за стола, как безупречно запрограммированные устройства, и зашаркали вверх по лестнице. Петер последовал за ними.

Убирая со стола тарелки и миски, я почувствовала нарастающую злобу. Возмущение постепенно пересилило страх. Это, в конце концов, мой дом и моя кухня! А я больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Как запуганный кролик, металась по собственному жилищу, пугливо озираясь. И все из-за Петера.

Было ли его поведение частью какого-то плана? После того как он лапал меня, бросал свои демонические взгляды, я все больше склонялась к этой мысли.

Вчера вечером звонил Петер. Я ни капли в этом не сомневалась. Но что ему нужно?

Просто решил покуражиться? Или все, что он делал, было продиктовано завистью? После вечеринки он видел нас с Мишелем, но ничего не сказал, только странно посмотрел. Не типично ли для мужчин чувствовать зависть в такой момент? Очень даже может быть. Запросто. Ничего нельзя исключать.

Чем дольше я думала, тем больше укреплялась в мысли, что у него был какой-то план и что его поведение не просто следствие фрустрированного сознания.

Если бы у Петера была растревоженная психика, он не смог бы так долго руководить сорока рабочими — неважно, что у них были судимости, а также производить приятное впечатление на всех окружающих, включая нас.

Все это неспроста. Что-то ему от меня нужно.

И мне стало очевидно — необходимо действовать.

Улица Шарля де Голля выглядела пустынной. Летом в городе, конечно, бурлила жизнь, но сейчас, с наступлением зимы, жители сидели дома, где так уютно и тепло, а приезжих не было. Словом, на улице не было ни души. Я припарковала «вольво» на боковой улочке и вошла в дом, в котором жил Мишель.

На лестнице мне никто не встретился, коридор тоже был пуст. Я три раза стукнула в дверь. Прислушалась. Ни звука. Постучала громче.

Опять ничего.

Он увидел, что я приехала, и делает вид, что его нет дома? Этого не могло быть, потому что моя машина стояла далеко. Я посмотрела на часы. Половина девятого. Может, он где-то в кафе или в комнате Брюно?

Или он у Петера?