Рандеву на границе дождя

Не верилось, что это место почти семь лет служило ему домом, здесь он переживал все горести и радости жизни, болел и выздоравливал, и именно сюда стремился после тяжелого трудового дня.

В шкафу стояла его зимняя обувь, в гардеробной висели пальто и пуховик, на письменном столе до сих пор лежали книги, которые он взял для работы, но его самого больше в этом доме не было.

Он жил здесь, как гость, и уходил, как гость, не унося ничего в своем сердце и не оставив дому памяти о себе…

Он взял зонт и хотел было уйти, как тут из спальни выплыла жена, привлеченная шумом открывающейся двери.

– А, это ты, – сказала она равнодушно, – зачем пришел?

– Алина, я вообще-то твой муж и живу здесь.

От вида жены у Макса совсем испортилось настроение. Несмотря на то что давно перевалило за полдень, она все еще ходила в пеньюаре и какой-то маске на лице, а на руки натянула специальные хлопчатобумажные перчатки. Макс знал, что она будет в таком виде слоняться по дому часов до четырех, потом поклюет что-нибудь эфемерное типа рукколы и двух-трех орешков и поедет в «зальчик» или в «бассейничек», а вечером снова умастит свою особу какими-нибудь снадобьями.

– Я не поняла. – Она повернулась к нему своей белой маской, и Макс вдруг подумал, что это и есть ее настоящее лицо, просто белый блин, пытающийся раскрасить себя яркими, но нестойкими красками…

– Я не поняла, – повторила Алина высокомерно, – ты хочешь какие-то права предъявить на эту квартиру?

– Нет, только на этот зонтик! – Он помахал перед ее носом сложенным зонтом. – Не возражаешь, надеюсь?

– Нет. Если хочешь, я скажу домработнице, чтобы упаковала все твои вещи и отослала к Волчеткиным или куда ты скажешь.

Он сел на галошницу и потер лоб.

– Слушай, Алина, я тебе в третий и последний раз предлагаю: давай закончим этот цирк! Пойми, нельзя принимать такие важные решения, как развод, только из упрямства. Да, развод, – повторил Макс с нажимом, хотя за дурацкой маской жены никак нельзя было понять, что она почувствовала, услышав это слово, – потому что, если ты сейчас же не примешь меня домой, я подам на развод.

Алина засмеялась и сказала, что он полный идиот, если думает, что она сможет жить с ним дальше после того, как он ясно показал, насколько ему плевать на чьи-либо интересы, кроме собственных. Пусть он и дальше живет, как хочет, а в ее жизненные планы не входит превращаться в подстилку и забывать себя, лишь бы быть при мужике.

– Подстилка – это немножко другое, – буркнул Макс, посмотрел в прорези маски, за которыми должны быть глаза, ничего не увидел и молча ушел, почти со страхом думая, что Алина захочет его остановить.

Слово «развод», впервые произнесенное вслух, не растаяло в воздухе, а четко и определенно легло на душу. Он трижды предложил, трижды получил отказ. Все, совесть его чиста, думал Макс, пытаясь утихомирить чувство вины, своего любимого дракона, который уже просыпался и плевался огнем. Несмотря на то что «пожить отдельно» предложила Алина, и она же не пускала его, когда он просился обратно, Макс чувствовал, будто предает жену, согласившись на развод. Он ведь обещал быть с ней всю жизнь, и его не извиняет, что он тогда почти не знал Алину и был одурманен похотью, а еще больше больным самолюбием и ложной гордостью.

Макс полагал, что жена не хочет развода по-настоящему, она уверена, что ни один мужчина по доброй воле не откажется от обладания такой красавицей, поэтому все ее действия носят чисто воспитательный характер. Чем труднее мужу вернуться в лоно семьи, тем больше он это лоно будет ценить, такая у нее, верно, логика. Возможно, материальный фактор тоже присутствует, с неприязнью подумал Макс, ей трудно, наверное, понять, что я смогу отказаться от того уровня жизни, к которому привык за годы брака. В общем, она ждет, когда я начну ползать на коленях перед ней, умоляя снова запустить меня в этот рай, а я вдруг раз – и развод! Неудобно как-то, черт возьми!

Вернувшись на службу, он заварил себе крепкий кофе без сахара и энергично, звякая ложкой о тонкий борт фарфоровой чашки, размешал, чтобы гуща осела.

Столько лет он ломал себя, прогибался, совершал поступки, которых не только не хотел, но и отвергал душой, и все ради того, чтобы поддерживать иллюзию счастливого брака, чтобы не дать жене проявить себя, и главное, чтобы самому не столкнуться лоб в лоб с тем фактом, что Алина – пустая, холодная и эгоистичная женщина.

Зачем-то влез в дебри психотерапии, хотя совсем не любил это дело, проводил какую-то невнятную терапию людям, нуждающимся разве что в хорошем пинке под зад, утешал людей, единственное горе которых состояло в отсутствии настоящих горестей, ну и так далее…

Частная клиника сто лет была ему не нужна, но Макс взялся за эту работу, лишь бы только не показывать Алине себя настоящего: обычного врача, увлеченного своим делом, не полного бессребреника, но в общем равнодушного к материальным благам человека.