Рандеву на границе дождя

– Впрочем, я его смотрел на бегу, торопился в операционную, у меня там два ординатора делали резекцию сигмовидной кишки, и страшно интересно было узнать, что они там натворили. Даже больше страшно, чем интересно. А тут как раз интерн один пришел ко мне опыта поднабраться. Ну, я ему говорю, давай-ка, разберись, а сам погнал в операционную. Возвращаюсь минут через двадцать, а диагноз поставлен и подтвержден! Просто человек сел и подумал. Поразмыслил спокойно, в условиях, когда время было, а тень прокурора над больным не маячила, и пожалуйста!

– О чем я вам и говорю! Знаете, глупо думать, что если врачей освободят от уголовного преследования, то «скорая» будет приезжать по адресу, выслушивать жалобы, говорить: «Да пошли вы на хрен», разворачиваться и уезжать! Наоборот, чувство собственного достоинства появится, и желание сделать работу не для прокурора, а для пациента. Ну а если они вдруг пропустят какой-нибудь аппендицит, так это не смертельно. Кто из нас хоть раз в жизни аппендицит не проворонил? – Спасский засмеялся. – Помню, я свою карьеру начинал на периферии, в небольшом городке. И как-то отпустил мужика с аппендицитом. Так вот у нас каждая планерка после этого начиналась с сенсационной новости, что Спасский промухал аппендицит. Заведующий крестил меня и в хвост и в гриву так разнообразно, что нарочно не придумаешь. Например, сегодня сестры докладывают температуру, мол, у Иванова нормальная, а заведующий: ах, это тот Иванов, которого Спасский чуть не обрек на смерть от аппендицита! Или завтра дежурный врач сообщает, что прооперировал флегмонозный отросток, а заведующий в ответ: флегмонозный потому, что вовремя поставили диагноз, а вот если бы вы ходили и яйцами размахивали, как это делает Спасский, так и до гангренозного могли бы довести! Ну и так далее. Проходит неделя, и второй хирург тоже пропускает аппендицит на своем дежурстве. Тут начался вообще ужас. Планерки посвящались злободневной теме, что будет с жителями города, когда заведующий уйдет на пенсию, а мы, придурки, тут одни останемся. Что сейчас он хоть как-то озаряет светом своего интеллекта кромешную тьму нашего невежества, а как погаснет, всем конец. Короче, через неделю аппендицит пропустил уже непосредственно заведующий на своем дежурстве, и мы со вторым хирургом снова стали прекрасными докторами. Но мораль не в этом, а в том, что все трое поправлялись так же быстро и без осложнений, как другие.

– А еще в том, что никогда не гноби коллегу. За что начнешь гнобить, от того и сам пострадаешь. Настолько верный закон, что неохота его проверять.

Говоря это, Колдунов заварил чай в очень изящном фарфоровом чайничке с розочками, бог весть как оказавшемся в их суровом коллективе. Судя по тонкой струйке пара, поднявшейся из носика, чай был очень хороший и приятно пах, но Руслан снова почувствовал тошноту и отказался, когда Ян Александрович хотел наполнить его кружку.

Колдунов в ответ фамильярно потрепал его по темени.

– Слушайте, мужики, главную-то новость я вам не сказал, – вдруг спохватился Андрей Петрович, – старик Майофис женится!

– Да иди ты! – хором воскликнули Колдунов с Русланом.

– Точно вам говорю! Информация из проверенных источников.

– Дай бог, конечно, – заметил Колдунов грустно, – а то старик последнее время сильно разбавлял свое одиночество красным вином.

Профессор Майофис происходил из старой интеллигентной семьи, в которой стадии взросления определялись, кажется, не как младенец – мальчик – юноша – мужчина, а школьник – студент – кандидат – доктор.

Появление в семье недоктора наук казалось таким же генетическим абсурдом, как рождение азиата от родителей-эфиопов. Григорий Феликсович Майофис был уже не младшим, и не сыном, и, кажется, даже не внуком в плеяде ученых. Старший Майофис жил еще в девятнадцатом веке, а после него сменилось несколько поколений талантливых медиков. Григорий Феликсович был блестящим анестезиологом, его учебник много лет оставался настольной книгой для врачей этой специальности, но, будучи признанным корифеем мирового класса, держался с коллегами очень просто и, до сих пор давая наркозы, в операционной никогда не позволял себе уничижительных замечаний в адрес хирургов, чем грешили его менее титулованные собратья. Руслан работал с ним в операционной всего несколько раз и был в полном восторге, Майофис будто создавал вокруг себя «поле ума», так что сам Руслан в его присутствии действовал четче и быстрее.

Несколько лет назад в автокатастрофе погибли жена и единственный сын Григория Феликсовича, замечательный парень, с которым Руслан был немного знаком.

Оставшись один, Майофис держался работой, но, кажется, потерял к жизни интерес, в одну ночь превратившись из интересного, полного сил мужчины в старика.

Он по-прежнему читал лекции и давал наркозы, но делал это без прежней страсти. Иногда Руслану казалось, что Григорий Феликсович приходит на работу только затем, чтобы не сидеть дома, в опустевшей квартире.

– Не помню, шестьдесят-то ему уже исполнилось?

– Исполнилось, Андрюша. А на ком женится, известно?