Читаем Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает полностью

– Эх! – вздохнула сестра. – Мне бы вместо этого журавля – синичку. Тысяч двести на спокойную старость. Купила бы себе небольшой домик в Феодосии, и жили бы мы там с тобой…

Я знаю, почему именно в Феодосии, даже знаю, где именно купила бы сестра дом – в Коктебеле. 200 тысяч… Это так же недостижимо, как и 500 миллионов. Quand on n'a pas ce que l'on aime, il faut aimer ce que l'on a[51] – вот единственное наше утешение.

15.08.1961

Снилась Таганрогская водолечебница, которой, наверное, уже нет и в помине. Она почему-то находилась напротив Коммерческого училища, а прямо между ними стоял памятник императору Александру. Такое вот странное смешение, и никого из людей, ни единой души. Глупость, конечно, но я почему-то расстроилась. Nostalgie

[52].

17.08.1961

Йорцайт[53] отца. Зажигали свечу, сидели, плакали, почти не разговаривали. Бывают моменты, когда слова не нужны. Так жаль, что нельзя в этот день посетить могилу отца. Судьба раскидала нас по свету, оторвала от дома, от родных могил. Разве не прекрасно, что мы с сестрой снова вместе? Я почему-то была уверена, что отец навестит меня во сне, но этого не случилось. Спрашивать, приходил ли он к сестре, я не стала. Она ничего не сказала, значит или не приходил, или не стоит говорить об этом. Кто проклял наш род? За что? Почему все мы такие несчастные? Мы живем вдали от дома, вдали от родных, вдали от могилы отца, живем там, где даже нельзя найти свечу, которая бы горела сутки. Если говорить начистоту, то дело не в расстояниях, не в доме и, конечно же, не в свече. Дело в том, что от нашей семьи почти ничего не осталось. Дерево с засохшими ветвями, иначе и не скажешь. Такое впечатление, будто все наше счастье досталось отцу и выпало на первую половину его жизни. На вторую и детям ничего не осталось. Отец был необыкновенно удачлив в делах. Да, он и умен был необыкновенно, но для того, чтобы шли дела, одного ума мало, нужно и мазал[54]

иметь. У отца все спорилось, он наклонялся для того, чтобы поднять рубль, а поднимал червонец, вот как ему везло. Другим везло не во всем, например, торговля одним товаром приносила прибыль, а другим – убытки. У отца прибыль приносили все дела. Если бы не революция, то он бы стал magnat du pétrole[55]. Если бы… В молодости это «если бы» смешит, а в старости больно ранит. А что не ранит?

20.08.1961

Друг за другом скончались знаменитая певица Обухова и театральный режиссер Алексей Дмитриевич. Обоих сестра знала, но Алексея Дмитриевича гораздо ближе. Они когда-то работали вместе и были в хороших отношениях, несмотря на то что Алексей Дмитриевич поставил сестре «диагноз» – ненависть к режиссерам. «Уходят лучшие, – вздыхает сестра. – Исполины уходят. А кто остается? Лилипуты! Пигмеи!»

23.08.1961

Сестра не хочет шумного многолюдного праздника. Несмотря на то что она оправилась от утраты, душевная боль еще не покинула ее. Знаю по себе, что боль долго не уходит. Она то утихает, то усиливается, но нужно много времени на то, чтобы боль сменилась печалью. Печаль – это уже не больно, а просто грустно. Сестра хочет ограничиться приглашением самых близких ей людей, но в то же время опасается, что многие нагрянут без приглашения и тихое празднество превратится в шумное. Такая опасность действительно есть, но я склонна подозревать, что если день рождения и впрямь получится тихим, то будет хуже. Сестра решит, что все о ней забыли и впадет в хандру. И так нехорошо, и так плохо. Сцилла и Харибда. От меня ничего не зависит, но все шишки достанутся мне.

28.08.1961

Можно сказать, что день рождения прошел хорошо. Т. и Л.О. в своих поздравлениях слишком часто произнесли слово «возраст» и были немедленно наказаны. Сестра с неподражаемым ехидством (отцовская черта) поинтересовалась у каждой, не забыла ли она, что они на самом деле ровесницы. И Т. и Л.О. «скинули» себе лет по 10 или даже 12, когда в тридцатые годы получали паспорта. Оказывается, долгое время здесь обходились без паспортов, которые тоже считались пережитком прошлого. Должна отметить, что большинство этих «пережитков» постепенно возвращается, вот даже погоны и звания в армии ввели. Отец, когда узнал, что Борух Каплун стал «комбригом», просил объяснить ему, чему соответствует это звание, а мать ответила, что все «их» звания соответствуют одному и тому же апикойрес[56]

. Я подарила сестре бусы из жемчуга, которые она несколько раз просила у меня напрокат, и шерстяную кофточку, которую мне помогла купить Ниночка. Кажется, угодила.

30.08.1961

– Как же я мечтала сыграть Аврору! – сказала сестра.

– Аврору? – удивилась я. – Какую?

– Ну не крейсер же! – ответила сестра. – Аврору Дюдеван, которая Жорж Санд! Почему никто не написал о ней пьесы? Пишут о ком попало, выдумывают истории, а такую трагедию обходят стороной! Во Франции все еще читают ее?

– Мало, – честно ответила я. – Французы предпочитают современную литературу классической.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сокровенные мемуары

Петр Лещенко. Исповедь от первого лица
Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Многие годы имя певца, любимого несколькими поколениями советских (и не только советских) людей, подвергалось очернению, за долгие десятилетия его биография обросла самыми невероятными легендами, слухами и домыслами.Наконец-то время восстановить справедливость пришло!Время из первых уст услышать правдивую историю жизни одного из самых известных русских певцов первой половины ХХ века, патефонной славе которого завидовал сам Шаляпин. Перед нами как наяву предстает неординарный человек с трагической судьбой. Его главной мечте — возвращению на родину — не суждено было сбыться. Но сбылась заветная мечта тысяч поклонников его творчества: накануне 120-летия со дня рождения Петра Лещенко они смогли получить бесценный подарок — правдивую исповедь от первого лица.

Петр Константинович Лещенко

Биографии и Мемуары / Документальное
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Эта книга полна неизвестных афоризмов, едких острот и горьких шуток великой актрисы, но кроме того вы увидите здесь совсем другую, непривычную Фаину Раневскую – без вечной «клоунской» маски, без ретуши, без грима. Такой ее знал лишь один человек в мире – ее родная сестра.Разлученные еще в юности (после революции Фаина осталась в России, а Белла с родителями уехала за границу), сестры встретились лишь через 40 лет, когда одинокая овдовевшая Изабелла Фельдман решила вернуться на Родину. И Раневской пришлось задействовать все свои немалые связи (вплоть до всесильной Фурцевой), чтобы сестре-«белоэмигрантке» позволили остаться в СССР. Фаина Георгиевна не только прописала Беллу в своей двухкомнатной квартире, но и преданно заботилась о ней до самой смерти.Не сказать, чтобы сестры жили «душа в душу», слишком уж они были разными, к тому же «парижанка» Белла, абсолютно несовместимая с советской реальностью, порой дико бесила Раневскую, – но сестра была для Фаины Георгиевны единственным по-настоящему близким, родным человеком. Только с Беллой она могла сбросить привычную маску и быть самой собой…

Изабелла Аллен-Фельдман

Биографии и Мемуары
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище. Вероятно, таким образом эти сенсационные мемуары и оказались в Пекине, где были изданы уже после гибели Василия Сталина.Теперь эта книга наконец возвращается к отечественному читателю.Это – личные дневники «сталинского сокола», принявшего неравный бой за свои идеалы. Это – последняя исповедь любимого сына Вождя, который оказался достоин своего великого отца.

Василий Иосифович Сталин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное