Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Печальные новости из Ленинграда. Анна Андреевна лежит в больнице, врачи подозревают инфаркт, сестра сказала, что это уже третий по счету. Лежит она, бедная, в какой-то ужасной больнице в очень плохих условиях. Сестра очень жалеет, что не может сейчас поехать к ней.

11.10.1961

Сегодня мне нездоровилось – кружилась голова, слегка подташнивало. Лежала и думала о любви (О чем же еще мне думать?). Любовь каждый понимает на свой лад, кто-то любит, чтобы быть любимым, кому-то взаимности не очень-то и надо, главное любить самому. Нет, наверное без взаимности любви не бывает, хотя самое сильное чувство в моей жизни так и осталось безответным, но это не притупило его остроту. До сих пор тлеет в душе искорка.

Какие только глупости не лезут в голову от праздности!

12.10.1961

Новости из Ленинграда не радуют. Состояние А.А. внушает опасения. «Что за год! – вздыхает сестра. – Хуже семнадцатого!»

Год и впрямь не самый лучший. Прошлый для нас обеих был более радостным. Хотя бы потому, что мы стали жить вместе. Спасибо Е.А., принявшей столь деятельное участие в моей судьбе!

17.10.1961

Годовщина смерти Ф.И. Сестра вспоминала то его, то П.Л. Я спросила, почему она не пишет мемуары. Она такая знаменитая, столько всего видела, знакома с множеством интересных людей. «Как-нибудь соберусь», – сказала сестра. Прозвучало это как «отстань от меня». Чуть позже сестра сама заговорила о мемуарах.

– Вот ты говоришь – мемуары, – сказала она, хотя я перед этим говорила о том, что у нас заканчивается масло. – А известно ли тебе, сколько неприятностей имел Антон Павлович от своей «Попрыгуньи».

– Говорят, что она ему изменяла, – сказала я, думая, что «попрыгуньей» сестра назвала Ольгу Книппер, известный рассказ совершенно вылетел из моей головы.

– Изменяла, конечно, – сестра осуждающе усмехнулась, давая понять, что уж кто-кто, а А.П. не заслуживал того, чтобы ему изменяли. – Она его не любила, замуж вышла по расчету, в надежде на имя, славу, пьесы, написанные под нее. Тогда еще не понимали, что союз с драматургом, пусть даже и таким, как Чехов, не дает никаких весомых преимуществ. Балом правят режиссеры, они и только они вершат роли, а с ними и судьбы! Но я говорю не о Книппер, а о рассказе…

– Ах, да! – спохватилась я. – Всегда считала этот рассказ автобиографическим или хотя бы полу…

– Для землячки Антона Павловича ты на удивление несведуща, – мягко упрекнула сестра. – «Попрыгунья» написана об одном московском семействе. Все истинная правда – и доктор, и его ветреная жена, и роман с художником, и сети вместо портьер. Художником, кстати говоря, был Левитан, он даже портрет Попрыгуньи написал, а он не так уж и часто писал портреты. Чехова принимали в том доме, там было нечто вроде богемного салона. Все были в курсе, сплетничали, конечно, не без этого, но Антона Павловича потянуло пойти дальше. Говорили, что он переживал за коллегу, хозяина дома, и таким образом хотел ему намекнуть. Не верю, потому что так не намекают, на весь белый свет, а вот обиду, за которую могло захотеться отплатить, не исключаю. После публикации романа был большой шум, Антону Павловичу отказали от дома, Левитан собирался с ним стреляться, знакомые осуждали его. Но Чехов был Чеховым, он даже оправдывался остроумно, говорил, что жена доктора не слишком-то молода и красива, а его Попрыгунья хорошенькая. Я портрета не видела, судить не берусь, да и разве может портрет передать настоящую красоту?

18.10.1961

Радио говорит только о партийном съезде. В газетах тоже пишут подробные отчеты. Спросила сестру, не была ли она делегатом какого-нибудь съезда. Сестра долго смеялась, а потом объяснила мне, что это невозможно, так как она не состоит в партии.

20.10.1961

– Ты не собираешься замуж? – спросила за завтраком сестра.

От неожиданности я чуть было не подавилась булочкой. Ответила что нет, не собираюсь.

– Имей в виду, что, если ты выйдешь замуж, тебе придется отсюда съехать, – добавила она.

– Что такое?! – вызывающим тоном спросила я. – Или к тебе уже засылали сватов? Непорядок – если родителей нет в живых, то сватов посылают к старшему в семье. Отправляй их ко мне, будь так добра.

– Какие сваты?! – всплеснула руками сестра. – Это осталось в прошлом. Сейчас сначала прыгают в койку, потом знакомятся, а потом, если повезет, женятся. Все сваты переквалифицировались в квартирные маклеры. Просто я видела сон. Какой-то мужчина в цилиндре и фраке увел тебя от меня. Ты ушла и даже не оглянулась.

– Я все поняла, – ответила я, чувствуя, что назревает ссора. – Если я соберусь замуж, то непременно съеду. Но я пока не собираюсь. «Нет ни кавалера, ни охоты», – как говорила тетя Двойра.

– У тети Двойры была такая охота, что все кавалеры разбегались! – рассмеялась сестра.