Раны и шишки. Любовь и лейкопластырь. Порридж и полента. Оле!.. Тореро! Пой, Изабель!

— Нет ли у вас или у кого-то из членов вашей семьи подруги или родственницы по имени Изабель?

— Нет, господин комиссар, я первый раз слышу это имя.

— Что ж, простите, очевидно, меня неверно информировали.

После ухода Мишель и ее жениха Претен, как прежде и я, захотел выяснить вопрос о том, кто же такая Изабель. Мое более или менее правдоподобное объяснение на время умерило его любопытство.

* * *

Искренность Мишель Ардекур меня взволновала, хотя я понимал, что все рассказанное ею необходимо было проверить. Мишель Ардекур была, без сомнения, умницей, но была ли она откровенна до конца? Ни она, ни Пьер никак не отреагировали на имя Изабель. Между тем, я был уверен, что Жану Понсе это имя было знакомо. Так почему же Мишель ее не знала, если даже старый служащий был в это посвящен?

Доктор Суаран жил на улице Гран-Гоние. Он уже закончил прием, и для того, чтобы к нему попасть, я воспользовался своим служебным удостоверением.

Меня попросили подождать в богатой и скучной приемной. Доктор, похожий на патриарха, появился передо мной совершенно неожиданно, потому что я не слышал даже его шагов. Казалось, он прибыл из другого времени со своим высоким лбом, глубоко посаженными глазами под широкими бровями и волнистой бородой.

— Простите, месье, я несколько не привык принимать людей вашей профессии. Чем могу служить?

— Я пришел, чтобы поговорить об Ардекурах. Ведь вы в курсе того, что с ними произошло?

— Да… Большое несчастье…

— Я знаю, доктор, что вы были другом их семьи…

— Я знаком с Анри вот уже тридцать или сорок лет. Я принимал роды у Жизель, его первой жены. Я же закрыл ей глаза… Я никогда не думал, что переживу Анри и его молодую жену…

— Доктор, комиссар, занимавшийся предварительным следствием, сделал заключение о том, что мадам Ардекур погибла от руки мужа и о самоубийстве последнего. Все опрошенные, без исключения, отрицают возможность самоубийства, тем более — убийства. Согласны ли с этим вы?

— Пожалуй.

— Доктор, если я не ошибаюсь, в вашем ответе звучит сомнение?

— Это сомнение, месье, основывается на моем жизненном опыте, научившем меня не делать скоропалительных выводов. Согласитесь, что часто наша уверенность в том, что мы хорошо знаем друг друга, — оказывается иллюзией. Кто бы мог подумать, что Анри Ардекур вдруг убьет свою жену? Конечно, никто. Это еще одно доказательство моей правоты, и поэтому я не могу поклясться, что он этого не сделал.

— Доктор, среди различных теорий, объясняющих возможность совершения преступления со стороны господина Ардекура, существует одна, которую вы могли бы подтвердить или опровергнуть.

— Слушаю вас, месье?

— Доктор, не страдал ли господин Ардекур либо его жена какой-то неизлечимой болезнью?

— Месье, в этой области я чувствую себя значительно увереннее: могу вас заверить, что ни тот, ни другая не были подвержены неизлечимой болезни.

— Я вам очень благодарен, доктор, это все, что я хотел от вас услышать.

Уже прикоснувшись к дверной ручке, я решил снова испытать счастье:

— Не приходилось ли вам, доктор, лечить Изабель?

Он удивленно посмотрел на меня:

— Какую Изабель?

— Признаюсь, доктор, я не знаю ее фамилии, но думаю, что речь идет либо о родственнице Ардекуров, либо об очень близкой подруге мадам.

— Я не помню ни одной пациентки с таким именем… как, впрочем, и того, чтобы Ардекуры упоминали это имя.

* * *

Итак, кроме Жана Понсе, никто не знал о женщине по имени Изабель. И тем не менее, я упрямо продолжал верить в ее существование.

Из Коммерческого кафе я позвонил в приют Сен-Кристин в Анноне и попросил к телефону настоятельницу. Через несколько минут мне сообщили, что она у телефона.

— Матушка, простите, что отвлекаю вас. Это комиссар Лавердин из Национальной Безопасности.

— Слушаю вас.

— Мать настоятельница, я вам звоню по поводу мадам Ардекур, вы ведь хорошо ее знаете?

— Действительно, господин комиссар, я очень хорошо знаю Элен Ардекур… Большое несчастье, о котором мне сообщили, потрясло меня и воспитательниц… мы все время проводили в молитвах о ее душе…

— Кажется, мать настоятельница, она часто бывала у вас?

— Каждый вторник, месье. Она очень любила наших стариков, постоянно оставляла средства на их содержание… Но, поверьте, — больше, чем деньги, нас трогали ее нежность по отношению к нашим страждущим. Потеряв ее, мы многое потеряли сами. Надеюсь, Господь Бог принял ее, и она собирает добрые всходы со сделанного ею посева.

— Матушка, я бы хотел, чтобы вы вспомнили о ваших последних встречах с Элен Ардекур.

— Да, месье.

— Не было ли в поведении мадам чего-то необычного? Может быть, она выглядела более озабоченной, чем всегда?

После недолгого молчания настоятельница ответила:

— Может быть, действительно… мне кажется…

— Объясняла ли она вам причину?

— Помнится, речь шла об одной ее подруге, попавшей в весьма затруднительное положение.

— Подругу звали Изабель?

— Как?… Вы знаете, господин комиссар?

— Вам известно, мать настоятельница, кто такая эта Изабель?