Расколотое королевство

Мне показалось более, чем странным, что она послала за мной так скоро. Мое сердце встрепенулось, а в голове зашевелились подозрительные мысли. Как я смогу убедиться, что меня не пытаются заманить в ловушку?

— Она пришла одна? — спросил я Папию.

— Одна, милорд.

Конечно, мой вопрос не имел смысла, и ответ был известен заранее, потому что именно так ответила бы служанка, если действительно собиралась бы заманить меня в западню.

— Мы должны идти сейчас, милорд, — сказал девушка. — Моей леди грозит большая беда, если ее хватятся и не найдут.

Я закрыл глаза и обратился к Богу с короткой молитвой, но ответа не последовало. Решение оставалось за мной, и Господь не собирался вмешиваться в мои личные дела.

— Ладно, — согласился я. — Подожди здесь, пока я возьму плащ.

Было не очень холодно, но я не мог встретиться с Беатрис в пропотевшей и пыльной одежде, хотя не взял с собой туники, наряднее той, что была на мне сейчас.

Я вернулся в палатку, нашел ножны для ножа и пристегнул их медной пряжкой к поясу. Я не знал Шрусбери, но все города были одинаково опасны по ночам, так что я должен был приготовиться к любой неожиданности, которая могла ждать меня наверху. Кроме того, я чувствовал себя голым, выходя за порог без клинка. Жизнь мужчины всегда зависит от меча, как кто-то сказал мне однажды: самые разумные слова, которые я когда-либо слышал.

Обувшись и взяв плащ, я снова спустился к тому месту у реки, где оставил Папию. Сначала мне показалось, что она ушла, но потом я увидел, что она сидит на земле, прислонившись спиной к стволу березы. При моем приближении она встала и отряхнула грязь с плаща. Ее слезы высохли, и самообладание вернулось.

— Идем, — приказал я. — Покажешь мне дорогу.

Мы углубились в лабиринт теней и узких улиц, приземистых деревянных домов и купеческих залов, из которых состоял Шрусбери. Единственными звуками, которые я мог различить, были мужской смех и пьяные крики на другой стороне города, где, вероятно, шла бойкая торговля ночными удовольствиями.

От главной улицы ответвлялся темный переулок, и Папия свернула туда. Некоторые из голосов зазвучали ближе, я расслышал английские слова, а также французскую речь. Залаяли собаки, заплакали дети, разбуженные шумом. Этот шум насторожил меня, но девушка не останавливалась и спешила вперед, решительно подобрав юбки, чтобы уберечь их от коровьих лепешек и комьев лошадиного навоза, что валялись по всей улице. Мы свернули за угол, и я увидел церковь. Ее каменная колокольня выросла прямо передо мной, такая высокая, что с ее верхней площадки, наверное, открывался обзор на много миль вокруг.

— Леди Беатрис ждет вас внутри, — сказала Папия, когда мы подошли к двери со стороны нефа. — Я буду следить здесь, на случай, если кто-то придет.

Я кивнул, но не мог вымолвить ни слова, глядя на дверь: единственную преграду, отделявшую меня от Беатрис. Я чувствовал страх, от которого болезненно сжимались мои внутренности, смешанный с нетерпением. Сделав глубокий вдох и попытавшись унять бешено бьющееся сердце, я схватил дверное кольцо и сжимал пальцами холодное витое железо, пока не ощутил возвращения боевого куража.

Я толкнул. Дверь легко подалась и открылась почти без шума. Не успев подумать дважды, я шагнул внутрь.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Она стояла на коленях перед алтарем, откинув на плечи капюшон. На каменных плитах рядом с ней стоял маленький фонарь, в его свете ее волосы блестели, словно золотые нити. Я закрыл за собой дверь, этот звук заставил ее оглянуться через плечо. Увидев меня, она поспешила подняться на ноги, но так неловко, что чуть не опрокинула фонарь.

— Беатрис, — сказал я.

— Я думала, что ты уже не придешь.

Честно говоря, это было не совсем то приветствие, которого я ожидал. Мои шаги эхом разносились под арочным сводом, когда я шел к ней через весь неф. Время между двумя ударами сердца казалось мне вечностью.

— Вы послали за мной, и вот я здесь, миледи, — просто ответил я, стараясь придерживаться нейтрального тона.

Кровь так шумела у меня в голове, что, кажется, я плохо соображал. Даже в эту минуту я не совсем был уверен, зачем пришел сюда. Остановившись в нескольких шагах от нее, я спросил:

— Мы здесь одни?

Я взглянул на раскрашенные каменные столбы, арки между ними, вгляделся в темную щель бокового нефа в поисках малейшего движения. Вдоль одной из стен тянулась узкая галерея, где можно было спрятаться без особого труда. Наверное, я зря беспокоился, но какая-то часть меня все еще ожидала ловушки, и я чувствовал себя невольной жертвой коварного обмана. Даже если здесь больше не было ни души, я все же не мог избавиться от ощущения, что за нами следят.

— Конечно, мы одни, — сказала Беатрис. — Ты считаешь меня дурочкой? Одна Папия знает, что мы здесь, а она никому не расскажет об этом.

— Можете ли вы быть уверены? — спросил я, уже понимая, что осторожничать поздно.

Время для подобных вопросов прошло.

— Она самая верная из моих служанок, — с негодованием ответила Беатрис. — Я доверяю ей, насколько это вообще возможно, как никому на свете.