Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 2

– Я должен немедленно об этом чуде отпоститься в фэйсбуке!

Маньяк сетевой. А мы уже рядом с Риджент стрит.

Он говорит:

– Где здесь ближайшее интернет-кафе?

Короче – заваливается в ненавистный как раз Apple palace, говорит: «Наплевать! Сейчас, – говорит, – здание крестным знамением обезвредим!» – и бежит, в своих этих смешных убогеньких дизайнерских кроссовках, на второй этаж к гигантским компам. А там шум, гам, ужасно – и какие-то еще особые компьютерные тепловые волны – и пока Славик постился в своем фэйсбуке, – рядом с ним какой-то глухонемой японец, безумец, включил в компе с громадным экраном на полную громкость Stabat Mater Перголези – а сам с отсутствующим лицом изучал ноты.

А я, когда от Славика шла домой, еще шестьдесят фунтов на Баркли-скуэ, на газоне, совершенно случайно нашла.

Хотя… Нет, я сейчас сообразила, что вряд ли именно Славик тебя так встревожил – мы с ним все-таки все время были на людях, ко мне домой он не заходил, и в отель я к нему забегала разве что только на пять минут – так что твои соглядатаи вряд ли чего-то подозрительного могли тебе про него наплести.

Скорей уж Натан, да, пожалуй, Натан из Иерусалима, ночевавший у меня, со среды на четверг, и явился причиной этого фейерверка твоих звонков и эсэмэсов. Нет, конечно, конечно, если тебе доставили какие-то фотографии Натана – с его длинными прекрасными лохматыми черными космами, с его конским буквально хвостом на голове – то, учитывая твое, вечно неправильно-косо-отраженное представление о моих представлениях…

Короче: Натан (просто вот для твоего сведения, любимый) ездил на какой-то музыкальный сэйшэн – в какой-то, забыла как начинается, трам-пам…честер – с палаткой, со всеми прибамбасами, как положено. И у меня был вот буквально проездом! Только на ночь! Хотя, как я понимаю, как раз ночь-то эта-та тебя и взбесила. Короче… Я не знаю, как бы тебе так подоходчивее описать атмосферу этой нашей с ним ночи: заваливается ко мне Натан, прямо из аэропорта, с гигантским, альпинистским высоким рюкзаком – и в характерных кроссовках-говностопах. Скинул всю эту амуницию у меня в центре гостиной, на блестящем паркете, возле сундука, под монастырски-чердачными сводами – и, скользя на носках, подъезжает к письменному моему столу (более дурацкого стола не придумаешь – круглый и прозрачный – то есть как раз та единственная в мире плоскость, на которой моя любимая компьютерная мышь, с оптическим прицелом, отказывается стрелять), и давай с органичной непосредственностью книжки ворошить, разглядывать.

– Что это, – говорит, – у тебя?! Кошмар какой! «The Origin of Species» дарвиновская?! Нашла что читать! Да еще и антикварное! 1859-го! Нашла, на что деньги тратить! Шекспира бы лучше купила!

Я говорю:

– Ну что ты! – говорю. – Это же увлекательнейшее чтение! Я, – говорю, – давно так не хохотала! Хочешь, – говорю, – в секунду докажу тебе, что Дарвин был не чужд анаши, если, конечно, не ЛСД?! Вот, – говорю, – я сейчас Дарвина тебе процитирую!

Ну, и зачитываю Натану:

«In North America the black bear was seen by Hearne swimming for hours with widely open mouth, thus catching, like a whale, insects in the water. Even in so extreme a case as this, if the supply of insects were constant, and if better adapted competitors did not already exist in the country, I can see no difficulty in a race of bears being rendered, by natural selection, more and more aquatic in their structure and habits, with larger and larger mouths, till a creature was produced as monstrous as a whale.»

– Ты, – говорю, – представляешь себе этого плавающего медведя с огромной разинутой пастью, который, в воображении полоумного Дарвина, постепенно, разевая пасть все шире и шире, превращается в кита?! Дарвин же явный кокаинист или морфинист! Только под действием плющащей наркоты можно было написать такой позорный антинаучный бред! Самое смешное, что этот шизофреник до сих пор своим эволюционистским бредом держит в плену умы ученых – больше ста пятидесяти лет уже! – и по сути парализует и коррумпирует своей дешевой материалистичной идейкой здоровое развитие науки!

Натан сел на пол, оперся на сундук, серьезно на меня посмотрел и говорит:

– Я верю, – говорит, – что для Всемогущего Бога нет ничего невозможного. Бог, если захочет, может даже из медведя за секунду кита сделать! И обратно кита в медведя за секунду превратить!

Я говорю:

– Только вот Дарвина, – говорю, – увы, не удалось в человека из обезьяны превратить! Это же, говорю, какая-то опаснейшая, заразная, форма шизофрении, которою Дарвин заразил человечество: ты, – говорю, – в курсе, вообще, как современные дарвинисты объясняют возникновение теплокровных млекопитающих животных – ну, всяких там китов, дельфинов – в океане? Дарвинисты уверяют, что это бывшие сухопутные коровы, которые, в годы голода, подошли к берегу океана, начали питаться водорослями, потом – увлеклись, начали плавать – и постепенно в буквальном смысле отбросили копыта (которые тут же филогенетически превратились в плавник и хвост) и отрастили дырочку для фонтанчика!