Расплата

Стюард приносит мне только одну порцию и, извиняясь, сообщает, что «Лафройг» закончилось. Скорее всего, он просто решил больше не приносить мне алкоголь. Я прошу повторить кешью, проглатываю скотч и снова смотрю на запястье, прежде чем успеваю спохватиться. Интересно, что бы сказала Дженна о том цыганенке, который украл у меня ее подарок? Что он стал вором только потому, что никто наподобие нас не принял его в свою семью и не приласкал? Что сто'ит подарить ему немного любви и внимания, и он станет ребенком, которого нам так и не удалось завести – капитаном команды пловцов, президентом Клуба защитников природы и членом братства Лиги Плюща?

Я прислоняюсь головой к окну и закрываю глаза. Лечение бесплодия сильно сказалось на моих отношениях с Дженной: это был многолетний круговорот неоправданных надежд и жестоких разочарований. После каждой неудачи моя жена с головой уходила в работу, проводя дома все меньше и меньше времени. Однако ситуация с зачатием все время улучшалась, и нам просто нужно было ждать небольшого везения. Этой весной мы продержались целых четыре месяца. Я был в Сингапуре, когда у Дженны случился выкидыш – кровь пропитала ее платье прямо в суде. Я смог вернуться к ней только на следующий день. Я держал Дженну в объятиях, пока она плакала, и клялся не покидать страну во время следующей имплантации.

Как и следовало ожидать, Дженна так активно занялась подготовкой к коллективному иску, что в течение нескольких месяцев я ее почти не видел. Я разве что не вздохнул с облегчением, когда однажды вечером она предложила обратиться за консультацией к семейному психологу. Я мог прожить и без детей, но не без Дженны. В качестве кандидатов она предложила падре Виновски и врачиху, которую она посещала в последнее время, – индианку по фамилии Сабрахманьян. Я предпочел врачиху, посчитав ее меньшим из двух зол: мысль о том, чтобы обсуждать свой брак с человеком, давшим обет безбрачия, была слишком нелепой, чтобы рассматривать ее всерьез. И тем не менее, когда пришло время нашей первой консультации, я еле сдерживал свое яростное нежелание выставлять все наши стычки на обозрение третьей стороне.

Офис Сабрахманьян представлял собой две небольшие комнатки на первом этаже многоэтажки в районе Верхнего Вест-Сайда с видом на пустой внутренний двор. Сама доктор была низенькой энергичной женщиной с крупной бородавкой на подбородке.

– Это доктор С., Питер, – представила нас Дженна.

– Питер, – напевно произнесла Сабрахманьян. – Очень приятно познакомиться.

– Мне тоже. – Я бегло осмотрел сертификаты, развешанные по стенам. – Скажите, есть ли у вас ученая степень по медицине или в какой-нибудь другой области?

– Пожалуйста, не начинай, – тихо попросила Дженна.

– Нет-нет, это совершенно логичный вопрос, – быстро возразила Сабрахманьян. – У меня нет ученой степени ни по медицине, ни в какой-либо другой области. Моя самая высокая степень – магистр консультативной психологии, я получила ее в Нью-Йоркском университете. Пациентам трудно произносить мои имя и фамилию, поэтому я разрешаю им выбирать, как ко мне обращаться. Дженна решила звать меня «доктор С.». Мое имя – Трипурасундари. Пожалуйста, называйте меня так, как вам удобнее.

Я вежливо улыбнулся, и мы начали. Сабрахманьян попросила меня рассказать о себе и заинтересованно выслушала краткий вариант моей биографии. Ее негромкие одобрительные возгласы своим скрипом напоминали царапанье ногтями по стеклу, но я держал себя в руках ради Дженны. Дженна нервно теребила край платья. Пока я говорил, ее пальцы безжалостно комкали материю. Когда я наконец добрался до точки, Сабрахманьян поблагодарила меня за откровенность.

– Дженна, – обратилась она к моей жене, – вы хотите кое-что сказать Питеру, правда?

– Хватит с меня ЭКО, – дрожащим голосом сказала Дженна. – Я хочу усыновить ребенка, и мне нужно знать, поддержишь ли ты меня в этом решении.

Я щелчком сбросил пушинку с брюк и кивнул, хотя в голове у меня все завертелось. Все это не имело к нам никакого отношения. Дженна просто хотела притащить свою работу домой.

– Так значит, на самом деле это финансовая реструктуризация, – вздохнул я.

– «Финансовая реструктуризация»? – ничего не понимая, повторила Сабрахманьян.

– Это термин, означающий банкротство. Когда крупная компания берет у банка заем, она должна выполнять определенные финансовые обязательства. А если она нарушает эти пункты договора, то банк вызывает бедного сукина сына, который управляет компанией, и предъявляет ему ультиматум. Они объясняют ему, как именно он должен руководить своим делом с этого самого момента, а если ему это не нравится, они посылают его куда подальше. Скажи мне, – я посмотрел на Дженну, – какие пункты нашего договора я нарушил?

– Никакие. – Дженна поперхнулась этим словом, и из ее глаз закапали слезы. – Но каждый раз когда я предлагаю усыновить ребенка, ты находишь еще одну клинику или новую процедуру и заставляешь меня чувствовать, что я подведу тебя, если не испробую их. Я так больше не могу. У меня просто не хватит сил.