– Я рад, что ты этого не сделала. Потому что если бы Уильям или Эрл обидели тебя, мне пришлось бы что-то со всем этим делать и это сорвало бы все мои планы.
– Это ты так шутишь?
– Никоим образом.
В моем поле зрения показывается черно-бурая лисица, она неспешно бежит вдоль обочины, держа что-то в зубах. Я резко поворачиваю руль влево, чтобы дать ей побольше места.
– Питер… – Катя вздыхает. – Можешь мне поверить. Не стоит тебе волноваться, что меня обидит Уильям или кто-то из его сотрудников.
– Но я волнуюсь. Никто не поверит, что ты не участвовала в махинациях, если только ты не поднимешь тревогу. Ты должна нанять юриста и уведомить инспекторов. Скажи им, что наверняка тебе ничего не известно, но из-за того, что ты узнала, ты оказалась замешана в эту историю.
– Все не так просто.
– Все именно просто, – настаиваю я. – Ты несешь ответственность только за себя.
– А как же Андрей?
– Ты ничем ему не поможешь. Будет неправильно, если ты подставишь под удар себя.
– Ты действительно в это веришь?
Ее вопрос повисает в воздухе. Я не знаю, во что я сейчас верю.
– Я думаю, так или иначе все откроется, – говорю я, стараясь избежать прямого ответа. – Главное, уцелеешь ли ты.
– А как же Андрей? – Она не собирается отпускать меня с крючка.
– Лучшее, что ты можешь для него сделать, – быть рядом с ним и помочь ему склеить все заново.
– Но что, если глава нашей компании прав? Что, если Уильяму удастся возместить потери без того, чтобы инспектора или кто-то еще догадался о случившемся?
– Катя, неужели ты не понимаешь? У Терндейла на карту поставлено все – его компания, его богатство, его репутация и его свобода. Это жест отчаяния: я бы ожидал от него в такой ситуации чего угодно. Ты должна обезопасить себя.
– Я тебе уже сказала, – возражает она, – он никогда не обидел бы меня.
– Да что ты из меня идиота делаешь? – Я не понимаю ее уверенности. – Он ведь прослушивает твою голосовую почту. Он…
В зеркале заднего вида появляются фары. Сзади меня пристроился полицейский.
– Не вешай трубку, – прошу я.
Полицейская машина следует за мной, а я медленно еду через пустой центральный район Бриджгемптона, пытаясь двигаться не слишком быстро и не слишком медленно. Пульс у меня как минимум сто шестьдесят ударов в минуту, и я практически не чувствую руля. На перекрестке полицейский поворачивает направо, и я облегченно выпускаю воздух из легких.
– Катя?
– Да, я слушаю. Что там у тебя стряслось?
– Ничего. – Я вытираю лоб рукавом пальто.
– Зачем ты поехал к моей матери?
– Не пытайся сменить тему.
– Не знала, что меняю.
Я на секунду замолкаю, не понимая ее. Сквозь снегопад неясно вырисовывается знак, сообщающий, что аэропорт Истгемптона находится в нескольких километрах дальше по дороге, слева.
– Просто скажи мне, – просит Катя.
– О’кей. – Я как можно короче рассказываю ей о люксембургском банке. – Я пришел к твоей матери, чтобы спросить ее, не знает ли она кого-нибудь, к кому можно было отнести вопрос системы безопасности о
– Моя мама была его студенткой, когда училась в университете, – отвечает Катя с непонятной интонацией. – Он был ее наставником. Как ты это выяснил?
Я рассказываю ей о картине и о таланте мистера Розье к разгадыванию загадок.
– Только я так и не понял, почему твоя мать соврала мне.
– Я же тебе о ней много лет рассказываю. Почему она все время врет?
Чтобы скрыть имя отца Кати и Андрея.
– Ты же не предполагаешь, что фон Штерн на самом деле…
– Нет, конечно. – Катя невесело смеется. – То немногое, что мама сообщила нам об отце, правда. Он был американцем, они познакомились, когда она была студенткой в Восточном Берлине и училась в группе фон Штерна. Подумай, ты ведь так близок к разгадке.
Крошечный кусочек непостижимой головоломки, над которой я столько времени бьюсь, неожиданно становится на свое место, и связь между некоторыми фактами кажется потрясающе очевидной.
– Уильям Терндейл, – говорю я. – Он был в Берлине, служил в армии, когда твоя мать там училась, и увлекался живописью. Возможно, он встречался с твоей матерью.
– Да, они встречались. И он помог ей бежать на Запад, и поддерживал ее и детей, когда мы были маленькими, и устроил так, чтобы моя мать получила работу в Метрополитен-музее. А потом, когда мне исполнился двадцать один год, он нашел меня и предложил работу.
– Потому что он твой отец.
– Это так.
Хоть я и ошарашен, мне приходит в голову, что такой поворот может все изменить. Возможно, Андрей хотел навредить отцу, который никогда его не признавал, и Уильям скрыл факт кражи, чтобы защитить сына. Представить Андрея в роли мстителя так же сложно, как Уильяма Терндейла – в роли альтруиста, но когда речь идет о семье, многие перестают руководствоваться простой выгодой. Как бы там ни было, они оба поставили Катю в невыносимое положение.
– Когда ты это выяснила?