Окончив Академию, Шаров привинтил на мундир белый академический ромб со звездой и отправился служить в Белоруссию, в штаб Западного военного округа. Выхлопотал квартиру в центре Минска и зажил более или менее сносно, в относительном достатке и комфорте, какие большинству граждан страны-победительницы и во сне не могли присниться. Не самый маленький служебный оклад и внушающий уважение продпаек оградили его семью от разразившегося вскоре голода. Люди снова умирали прямо на улицах, как было некогда в коллективизацию. Но, Шаровы жили на острове посреди океана слез. А по берегу шел забор.
Служба потекла размеренно, без былых довоенных авралов, замешанных на милитаристских психозах ala: Окропим весь мир красненьким. Шаров ходил в штаб и обратно, Вика с удовольствием осваивала профессию домохозяйки. Кто сказал, что она этого не заслужила? Излишки провианта выменивались Викой на одежду у, говоря по-советски, субъектов «черного» рынка. Когда в желудке переваривается мясо, можно подумать о моде. Модные устремления госпожи Семеновской причудливо уживались с натуральным обменом, свойственным шалашам неандертальцев. Вику это не смущало, а новые кофточки, пальтишки и сапожки не наводили на мысли о беде, постигшей миллионы соотечественников. В самые критические периоды Шаров отослал пару переводов в Киев, и это было все, на что он сподобился. Внутренний цензор, который, как правило, привередливей внешнего, не дремал.
Некий внутрисоветский либерализм, навеянный освободительным походом в Европу, после войны быстро пошел на спад. Сажать стали даже гуще, чем прежде. Болтовню о побежденных, живущих много лучше освободителей, следовало немедленно прекратить.
В 53-м скончался Сталин, и Берия выпустил на волю уголовников. Страну захлестнул вал кровавых преступлений, но, чего не сделаешь для введения чрезвычайного положения. Вскоре, правда, Берия был отстранен, арестован и расстрелян, но объявленная им амнистия понаделала много бед. Судьба слепа, и, когда тыкает перстом, то, скорее, стреляет по площадям. В феврале 54-го грабители подкараулили Вику Семеновскую в парадном, и она рассталась с шапкой, шубой и жизнью, потому что кому-то из урок не терпелось махнуть заточкой. После похорон Шаров «сел на пробку», как сухогруз на мель. Чтобы присматривать за шестилетним Владленчиком, довелось нанять домработницу.
В октябре пятьдесят седьмого маршала Жукова поперли со всех постов. В армии начались сокращения.[16]
Угодил «под топор» и Шаров, приказ об увольнении в запас подоспел аккурат на день рождения. Для полковника, дожидавшегося генеральских лампасов, это стало катастрофой. Предстояло обустраиваться на гражданке, разыскивая новые точки опоры, а он их не видел, и не хотел искать. Ни на авиационном заводе, ни в ГВФ, у него с первых же дней не заладилось. Покойная Вика наверняка бы сказала, что, поскольку он нацепил маску «обижен на всех», то и отношение окружающих соответственное. Впрочем, окружающие были ему до лампочки, а жизнь превратилась в интервалы между запоями, и чем короче они становились, тем лучше чувствовал себя полковник.В шестьдесят первом Гагарин полетел в космос. Шаров забрал Владлена из школы, определив в Суворовское училище. Идея лишить пацана детства родилась в редкую минуту протрезвления. Детство детством, а будущее, очевидно важнее. Военное училище не худший выбор в стране победившего милитаризма, а казарменное положение сопоставимо с домом, где зрелище ежевечернего отцовского пьянства наступает с регулярностью программы «Время». Раскаяние, случающееся после попоек, протекает особо остро. В общем, Шаров принял правильное решение.